Махмуд Теймур - Синие фонари

— Часы летели. Приближалось утро. Но вот принцесса, на нежной груди которой мерцали три звездочки, снова зажгла свечу. Слабый трепещущий огонек осветил ее лицо, и, увидев его, я подскочил, словно ужаленный змеей:

— Кто ты?

Она кокетливо улыбнулась, став от этого еще более безобразной.

— Твоя верная раба Изумруд!

— Ты — сестра принцессы Яхонт?

— Да, эмир!

— Зачем ты здесь?

— Я провела с тобой эту ночь, заняв место принцессы…

Дрожа от гнева, я сказал:

— Ты утверждаешь, несчастная, что провела со мною всю ночь? Ты лжешь!

Я кинулся к ней, но в этот момент передо мной появилась принцесса Яхонт:

— Так-то ты обращаешься с моей сестрой, эмир?!

Изумруд метнулась к сестре и стала с ней рядом, под ее защиту. Я не поверил своим глазам: у обеих были звездочки на груди! Обе были одинакового роста и сложения, их голоса звучали одинаково. Даже черты лица казались одинаковыми. И все же Яхонт была ослепительно красива, а Изумруд — безобразна.

Я растерянно переводил взгляд с одной сестры на другую, затем воскликнул:

— Нет, нет, этого не может быть!

Яхонт таинственно улыбнулась:

— Увы, это так, мой эмир!

Я пошарил вокруг, ища свой меч.

Принцесса догадалась о моем намерении и сказала все с той же загадочной улыбкой:

— Но ведь ты подарил его мне!

Вдруг комната озарилась светом свечей. Кто-то раздвинул занавеси, и я увидел, что меня окружают двадцать атлетически сложенных рабов с мечами в руках…

— Стоит ли, эмир, повторять здесь знаменитый бой во рву! — И принцесса сделала знак рабам. — Это твои телохранители, эмир. Они проводят тебя к лодке. Спокойной ночи!

Как безумный смотрел я ей вслед, пока она не скрылась из вида… Затем в сопровождении рабов направился к реке…

Едва только я переступил порог своего дома, как ко мне подошел слуга Абу Зухейр и почтительно подал шкатулку — ту самую, которую ты держишь в руках. В ней я нашел яхонт и изумруд, а между ними лежало сердечко из слоновой кости.

Я грозно посмотрел на слугу:

— Это подарок эмиру…

— От кого?

— Шкатулку принесла девушка, — дрожащим голосом сказал он, — та девушка, которая была у эмира перед ужином…

Договорить он не успел — я схватил его за горло…

Эмир Мухаммед бен Ясар аль-Язиди вытер благоухающим платком пот с лица и пробормотал:

— По сей день не могу разгадать эту загадку. Ну скажи, Абу Наср, с кем я провел ту ночь?

— Зачем попусту терзать себя сомнениями, господин мой?

— Что ты хочешь сказать, Абу Наср?

— Какое это имеет значение? Разве ты не сказал, что это была самая чудесная ночь в твоей жизни?!

— Да, это верно. Но зачем природе понадобилось такое фантастическое сочетание красоты и безобразия, Абу Наср?

Я улыбнулся. Улыбнулся и эмир. Затем хлопнул в ладоши:

— Эй, слуги! Ужинать!

Перевод М. Анисимова

Хотя меня и нельзя причислить к ярым поклонникам кино, я всегда с удовольствием принимал приглашение своего друга Абдель Керима посмотреть фильм в кинотеатре, который он построил недавно в квартале Аль-Калаа. Кинотеатр назывался «Будущее», и фильмы, которые в нем демонстрировались, подбирались с учетом запросов и вкусов молодежи.

Мой приятель был остроумным, занимательным собеседником. Улыбка никогда не покидала его лица, а его радушие, казалось, не знало границ.

Мы провели вдвоем немало чудесных вечеров в его ложе, глядя на экран и обсуждая достоинства и недостатки картины. Абдель Кериму хорошо известен мир кино, для него в этом мире нет тайн. Он благоговеет перед киноискусством и готов все сделать для его процветания. Он не только владелец кинотеатра. У него своя киностудия, где он снимает фильмы, отличающиеся обычно оригинальностью постановки.

И вдруг приглашения прекратились. В недоумении я решил позвонить своему другу. Услышав в телефонной трубке знакомый голос, я без лишних церемоний спросил:

— Что случилось, Абдель Керим? Или ты забыл меня?

— Извини, дорогой, извини…

— Я давно не получал твоих любезных приглашений. Должен признаться, что мне их не хватает.

— Мой кинотеатр к твоим услугам. Пожалуйста, приходи в любое время!

— Раз так, я приду сегодня же вечером!

— Добро пожаловать!

Когда мы встретились, я сразу почувствовал, что у него что-то стряслось. Куда девались его обычные жизнерадостность и радушие? Он явно был чем-то встревожен.