Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Почему ты плачешь?

— Я так счастлива.

— Это неправда.

— Нет, правда.

— Пока еще рано так говорить. Но ты скоро будешь счастливой. Нам еще предстоит кое-что пережить. Но это не займет много времени. Видишь, какую толстую книгу я написал. Тут недостает только одной главы. Вот допишу ее, и тогда все.

— Да, — соглашается она.

Беспрестанно работает громкоговоритель, объявляя прибытие и вылет самолетов.

— Господин Мансфельд, пройдите, пожалуйста, на паспортный и таможенный контроль. Господин Мансфельд, прошу вас.

Мы целуемся.

— Ты что, боишься? — спрашиваю я.

— Да.

— А чего?

— Господин Мансфельд… господин Оливер Мансфельд, пожалуйста срочно пройдите на паспортно-таможенный контроль.

— Чего ты боишься?

— Я так счастлива с тобой. А всегда, когда все слишком хорошо, происходит что-нибудь ужасное.

— Глупости! В январе будет развод. И потом я быстренько допишу последнюю главу. Последнюю главу…

Девятого января 1962 года почти триста детей из интерната доктора Флориана, собравшиеся перед зданием школы, увидели черную тень, неожиданно вынырнувшую из снежного облака вьюги, бушевавшей уже в течение нескольких часов. Это был военный вертолет. Он уже давно кружил над площадкой перед зданием школы, и все это время дети слышали гул двигателя. Пилот из-за плохой видимости никак не мог найти ярко-красный крест на белом полотнище расстеленной простыни. Наконец машина резко пошла на снижение. Вращающиеся лопасти винта подняли и вихрем закружили снег, швыряя его в лицо детям.

Вертолет шумно опустился на красный крест. Пилот и его помощник выпрыгнули из кабины. Они открыли пластиковую дверь и помогли пожилому мужчине, ступавшему очень неуклюже и неловко, выйти из вертолета. На нем было тяжелое старомодное зимнее пальто, толстый шарф и большая шляпа. Из школы навстречу ему вышел профессор Флориан.

— Меня зовут Альберт Лазарус, — сказал старомодный визитер.

Это был один из тех случаев, когда он представлялся не своим настоящим именем, а пользовался именем Альберта Швейцера, великого врача и человеколюбца, на которого он во всем старался походить, включая осанку, манеры и стиль жизни. На самом деле его звали Пауль Роберт Вильгельм Альберт Лазарус.

— Доктор Флориан. Мы вас уже ждали, господин Лазарус.

— Ждали?

— Сотрудник полиции здесь у нас, наверху, пользуется коротковолновым передатчиком. Телефонная связь у нас не работает.

— Я лишь сегодня утром вернулся из Вены и сразу же связался с комиссаром Вильмсом из отдела по расследованию убийств во Франкфурте. Видите ли, я старый, больной человек. И не думаю, что долго протяну.

Лазарус торопливо положил в рот три различного цвета пилюли. Он явно держал их уже наготове в кармане пальто.

— Но я читал рукопись этого Оливера Мансфельда и попросил комиссара Вильмса, несмотря на то что для меня подобные перелеты тяжелы и опасны, лично привезти рукопись и присутствовать здесь при расследовании. Я думаю, что оно не займет много времени.

Один из пилотов подал Лазарусу из вертолета помятый старый чемодан.

— Благодарю вас, — сказал он. И добавил, обращаясь к профессору Флориану: — В нем я и хранил рукопись. Господин старший комиссар Гарденберг здесь?

— Он проводит допрос в «А». Извините, «А» — это значит…

— Гостиница. Я это знаю. Я думаю, что знаю вообще все: об «А», о вашем интернате, о вас, ваших детях и некоторых взрослых. Как мне пройти в отель «Амбассадор»?

— Мы подготовили для вас сани. Все дороги занесены.

— Хорошо, что есть такие большие сани, — сказал Лазарус. — Мы, кстати, привезли цинковый гроб. Можем прихватить его с собой.

Пилот и его помощник вытащили при этих словах гроб из вертолета. Наступила мертвая тишина. На слегка блестящую поверхность гроба падали снежинки, бесчисленные снежинки.

— Где труп? В «А»?

— Да, врач из полиции его там обследовал.

— Тогда поехали, — сказал Лазарус.

Старший инспектор уголовной полиции Гарденберг сидел за зеленым столом в бильярдной комнате отеля «Амбассадор» и курил короткую трубку. Казалось, что годы, в течение которых он занимался «делом Мансфельда», никак его не задели. Он выглядел так же, как и прежде: седой, поджарый, добросердечный. Его характер тоже не изменился: он по-прежнему любил детей, всегда был приветлив, терпелив и отзывчив, разговаривая с ними.

— Поверь мне, я тоже давно, очень давно знал Оливера, так же давно, как и ты, — говорил он принцу Рашиду Джемалу Эд-Дин Руни Бендеру Шапуру Исфахани.