Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— А откуда стало известно про домик?

— От Отто. Он позволил себе записать на пленку несколько ваших встреч в этом сгоревшем садовом домике. Для этого он всего лишь прикрепил небольшой магнитофон к наружной стене. Очень чувствительный прибор, должен вам сказать, дорогой Оливер…

Возможно, в вас больше благородства, чем во мне, и вы, конечно же, не взяли бы «ягуар», а я взял. При таком стечении обстоятельств я бы считал себя идиотом, если бы отказался. В конце концов, меня же шантажировали!

А теперь о том, как развивались события дальше.

То, что произошло перед рождественскими праздниками, нельзя назвать ни плохим, ни хорошим. Погода стояла отвратительная. Два дня спустя после моего разговора с господином Манфредом Лордом Геральдина неожиданно перевелась в другой интернат. На прощание она подарила мне длинные зеленые бусы из бисера. И улыбнулась мне такой улыбкой, которую я никогда не забуду.

— Это тебе на память обо мне, сохрани их! Я не буду говорить, что они принесут тебе счастье! У тебя его достаточно! Я боролась за твою любовь нечестными методами, поэтому и проиграла!

— Геральдина, видишь ли…

Но она отмахивается:

— Ну все, проехали. Я слышала, что вы с господином Лордом все уже обговорили?

— Слышала, от кого?

— От моей новой любви!

— Кто же это?

— Отто, конечно!

— А он откуда знает?

— От господина Лео. Он говорил, что господин Лорд подает на развод и что у тебя есть нечто такое, что заставило его пойти на это. Я даже не знала, что у тебя есть такой компромат.

— Не ври, ведь это Ганси тебе рассказал!

— Ну хорошо! Я вру! А почему бы и не соврать? Я всегда тебе лгала! Ты отдашь теперь фотографии страниц господину Лео и женишься на Верене. Надеюсь, что аист принесет вам много маленьких очаровательных детишек!

Наш разговор проходит в здании школы. Мы слышим, что на улице сигналит автомобиль.

— Мне пора! Желаю удачи, мой дорогой! Прости, если можешь. Ведь, не желая этого, я способствовала твоему счастью!

Геральдина кивает мне. Она вновь прежняя Распутница с копной начесанных волос, наклеенными ресницами и с чересчур ярко накрашенными губами. Покачивая бедрами, Геральдина на очень высоких каблуках направляется к выходу.

Прости и ты меня, если сможешь! Но ты этого не сможешь никогда! Я в этом уверен!

Моей матери с каждым днем становится все хуже. Это сообщение я получил от директора психиатрической лечебницы, в которой она лежит. Она находится в состоянии полной апатии и не реагирует на окружающих. Врач попросил меня обязательно приехать на Рождество, так как она постоянно зовет меня. Я обязательно ее навещу. Из письма доктора можно было сделать вывод, что вряд ли она доживет до следующего Рождества. Рашид попросил разрешить ему остаться в моей комнате. Директор ему разрешил. Ганси больше со мной не разговаривает. Если я вхожу в комнату, где он находится, он тотчас же выходит оттуда. На машине я могу себе теперь позволить гораздо больше, чем раньше. А одна моя ложь сбылась, я рассказывал Верене про конкурирующие фирмы своего отца. Эти господа действительно обещали предоставить мне очень большую сумму в качестве задатка. К Новому году эти деньги будут у меня. А это значит, я смогу снять квартиру для Верены и Эвелин до того, как устроюсь на работу. Двадцать восьмого ноября господин Лорд идет со своей женой к адвокату и подает на развод. Двадцать девятого меня приглашают к господину Лорду. Верена достает половину фотокопий из сейфа и мы передаем их вместе с пленками господину Лорду. Он сначала внимательно рассматривает их в лупу, затем бросает в огонь камина, перед которым мы сидим, поднимает бокал и произносит:

— Нужно уметь проигрывать. Я, наверное, никогда не был хорошим мужем для Верены. Ах, да, я чуть было не забыл. Поднимитесь наверх, Оливер, и пожелайте Эвелин спокойной ночи. Надо потихонечку привыкать к обязанностям отца семейства.

Эвелин лежит в кроватке. Она буквально сияет, когда я вхожу, и протягивает свои ручонки мне навстречу:

— Дядя Мансфельд!

— Спокойной ночи, малышка!

И совсем тихо она шепчет мне на ухо:

— Мама сказала, после Нового года мы разведемся.

Я киваю.

— Спасибо, дядя Мансфельд, это уже невозможно выносить. Я тебе обещаю, что буду хорошо учиться и стану хорошей падчерицей.

— А я обещаю, что тоже буду хорошо учиться и стану хорошим отчимом.

Эвелин рассмеялась.

— Я тебе опять принес марципан. На этот раз ты возьмешь его?