Джузеппе Д`Агата - Римский медальон

— Наконец. Я уже не надеялся увидеть вас.

Пауэл саркастически оглядел присутствующих:

— Вы забываете, что я джентльмен.

— Джентльмены обычно держат свое слово.

— Именно так. С того момента, как вы попросили меня назначить лекцию на тридцатое марта, я держал слово.

Заговорил Баренго:

— У вас было по меньшей мере два часа, чтобы одному выполнить поручение, которое мы дали вам.

— Итак? — подхватила синьора Джаннелли.

Пауэл обвел собравшихся взглядом. На этот раз он улыбнулся открыто и непринужденно:

— Неужели вы всерьез думаете, будто я нашел знак повеления?

Анкизи положил руки на стол:

— Духи, которые руководят нами, предусмотрели каждую деталь, каждую мелочь в этой мистерии.

— Вы должны были найти его, — сказал Баренго.

— Так ведь это мог сделать только посвященный.

— Форстер знал, что вы сотрудничаете с нами?

— Нет.

Снова заговорила Джаннелли:

— Почему вы захотели присоединиться к нам?

Пауэл взглянул на нее с тенью сочувствия:

— Скажем так… из любопытства.

— Вы обманули нас. — Лицо Баренго горело гневом и презрением. — Вы посмели посмеяться над нами!

— И не только над нами… — прошептал Пазелли и, подняв палец, указал на потолок.

Анкизи медленно, не отрывая глаз от Пауэла, поднялся из-за стола:

— Волею оккультных сил проклинаю вас!

Пауэл оставался невозмутимым, только перевел взгляд на руки своих собеседников:

— Хорошо, князь, но сейчас, если позволите, даже для такого ночного бродяги, как я, уже очень поздно или слишком рано. Я хотел бы откланяться.

Никто не шелохнулся. Двое немых стражей стояли у дверей, скрестив на груди руки.

— Мне пора ехать. — Пауэл качнулся с пятки на носок и обратно.

— И далеко думаете уехать? — спросил Анкизи.

— Далеко. Прямиком в Англию. — Пауэл медленно отступил и сделал вид, будто нюхает гвоздику у себя в петличке. — Видите этот цветок, князь? Он похож на обычную гвоздику, но на самом деле это чудо техники. — Он насмешливо улыбнулся. — Техники, господа, а не магии.

Пауэл попытался понять, какое впечатление произвели его слова. Сейчас все присутствующие и впрямь казались ему призраками, существами из иного мира.

— Этот цветок — крохотный передатчик, — продолжал Пауэл. — Радио, связывающее меня с полицией. И если через несколько минут я не выйду отсюда, вы все будете арестованы.

Он повернулся и спокойно направился к выходу. Стражи, поймав взгляд Анкизи, отошли в сторону. Пауэл обернулся и попрощался легким поклоном с присутствующими.

Закрыв за собой дверь, он выдернул гвоздику из петлички, положил ее на подоконник и, засунув руки в карманы брюк, почти вприпрыжку спустился по лестнице.

Подходя к своей машине, он все еще улыбался. Но, опустившись на сиденье, принялся тереть глаза. Он чувствовал себя усталым. Включив двигатель, он взглянул на приборный щиток, к которому была прикреплена его собственная фотография с надписью: «Не спеши! Думай обо мне!»

Он вспомнил об Англии, о Лондоне и друзьях, которых вновь встретит на родине… Затем почти автоматически развернул машину и, подав сначала назад, нажал на педаль газа.

Пауэл не заметил своей ошибки и вместо крутой дороги, ведущей вниз, свернул чуть левее — на длинную и такую же крутую лестницу, идущую параллельно этой дороге.

На большой скорости, подскакивая на каждой ступеньке, машина понеслась вниз. Пауэл не мог удержать ее. Он попытался затормозить, но педаль тормоза заклинило, и автомобиль перевернулся на бок.

В таком положении машина летела до самого конца лестницы. Огонь вспыхнул мгновенно, и спустя несколько секунд раздался взрыв.

Вечером накануне отъезда Эдвард пригласил Барбару в маленький ресторан неподалеку от площади дель Пополо.

Грустным и тихим был этот прощальный ужин. Неожиданная, страшная и нелепая смерть Пауэла, в которой было больше вопросов, чем ответов, свела на нет хрупкое равновесие, которое установилось у Эдварда во взаимоотношениях с окружающим миром после той последней мартовской ночи. Его запавшие, подчеркнутые синими полукружьями глаза беспокойно вглядывались в людей, проходящих за окнами ресторана. Казалось, он кого-то искал или ждал.

Они с Барбарой говорили о Пауэле. Как странно — этот добродушный жизнелюб оказался, в сущности, совсем одиноким человеком. В Англии семьи у него не осталось. Здесь, в Риме, он вел холостяцкую жизнь. И вот вчера на протестантском кладбище на южной окраине Рима стало одной могилой больше.