Светлана Викарий: Вот моя деревня

Наде эти погодные явления сразу не понравились, у нее началась хандра после того, как она обнаружила, что заплесневели ее концертные красные туфельки, в которых она, ой, сколько песен спела! А как развеивают хандру в деревне? Только одним способом — водкой. Когда она зачастила в магазин с приятным названием «Луна», многие это заприметили и стали навязываться в подружки. Например, Любаня, по прозвищу, Продуманная. Прозвище это дала ей Аля Хромова, в прошлом доярка. Тоже певунья и щедрая хозяйка. Стол у нее всегда был готов к приему и дорогих и случайных гостей. А вот Любаня делала все продуманно — лишних денег не пропьет. Лишнюю банку с огурцами на общий стол не принесет. Вот отсюда и Продуманная. Аля Хромова при своем большом хозяйстве так и сидела при старых дверях и мебели. А Любаня евроокна поставила, двери поменяла. Правда, двери оказались консервными банками. Продали их как родные, русские. А они оказались китайскими. А зять Мирон — бузотер и наркоман, когда они с дочкой не впускали его в дом, просто разрезал металл обычным ножом.

Шторы Любаня тоже красивые повесила на окна, глядящие в унылый, неплодородный свой огород. Очень она любила все красивое и богатое. А у Али эквивалентом ее богатства оставался трехлетний кобель по кличке Бакс, накрепко привязанный к своей конуре.

Не только у Нади была хандра. И у аборигенов, проживших годы в этой свинцовой гнили, иммунитет тоже ослабевал. Родились они здесь после войны, куда насильно забросили их родителей из Калуги и Брянщины. Отсюда и названия поселков — Брянск, Калужское. Конечно, были и другие названия — Привольное, успешно переименованное посредством стирания части букв, в Прикольное. А также Покровское, Овражное. И даже Низменое. С одной «н» даже. Неграмотное в смысле русского языка и из соображений нравственности, особенно раздражало оно местную учительницу Наталью Анатольевну Сидорову. Она никак не могла смириться с этим названием, когда возвращалась автобусом по воскресеньям со службы из городского храма. Даже писала жалобы в администрацию, требуя переименовать поселок. Ведь в поселке с таким названием могли жить только люди с низменными чувствами. Наталья знала это по детям, которых учила в базовой Привольнинской школе.

Лечиться от хандры приходилось по-народному, так как на всех жителей, а их в поселке Калужское, а именно здесь родилась и выросла Наталья Анатольевна, было около 700 особей с младенцами и выжившими из ума стариками. Плюс не ходячие и лежачие, абсолютно спившиеся Кумарихи, Ваки, Рыжики, Халимоны, Пумы и прочий сброд, давно смирившийся с давлением на них этой дурной погоды — приходился один фельдшерский пункт и одна фельдшерица Татьяна. Глаза у нее были грустные-грустные, наверняка, по причине сексуальной неудовлетворенности. А мужика на ее высокие требования в деревне не находилось.

Фельдшерица не употребляла медицинский спирт, и даже не продавала его односельчанам — это было ниже ее достоинства. Она была на своем месте и работу свою выполняла и с умом и с душой. Работа, прямо сказать, собачья. Бегай по вызовам к старушонкам беспомощным, смотри на их убогость. А жалко людей. Отчетности много, возить ее надо в Черняховск в ЦРБ, куда был причислен ФАП. Нередко по ночам эти отчеты писала, а утром уколы, процедуры, вызова, справки. Она одна на весь поселок. В последний год стали приезжать медицинские лектора, надо было все бросать и ехать в Черняховск, слушать профессоров медицины. Ей было это интересно, но загруженность росла, как дрожжевая опара. Для отдыха время совсем не находилось. И это называется сельский покой!

Проблема у нее была одна — она тихо страдала от неразделенных когда-то чувств, не сложившейся женской судьбы и излишнего веса, который постепенно превращал ее в маленький дирижабль. Она прочитала все книжки о похудении, как стихи, выученные в детстве, знала все диеты. Но ограничить себя не могла. Будто кто-то не давал ей это сделать. Себе же она признавалась, воли маловато, чтобы сесть на строгую эту проклятую, не дающую никакой радости диету. Да и не Мерелин Монро она, в конце концов! Не в Париже живет! То есть не в Нью-Йорке! Все дело в неправильном обмене веществ, вернее, в последних трудных родах.

Один Халимон говорил:

— Я говорю… Сдобная, пышная… У-ух!.. Это же интересно. Если, конечно, подход и дырочку найти.

В тайне он сам мечтал найти дырочку, хотя бы не у фельдшерицы, о которой мечтать ему было бессмысленно в силу своего возраста и одностороннего развития. Но даже мечтать было интересно.