Светлана Викарий: Возвращение черной луны

Оформление обложки Использована картина "Лунный свет" Жюли де Грааг по лицензии ССО.

© Светлана Викарий, 2021

ISBN 978-5-0055-4231-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Решение поехать домой не было неожиданным – она ждала этого дня несколько последних лет. Собрать чемоданы было делом часа. Трое суток с перекладными занял перелет. Из Чикаго она вылетела в Ганновер, оттуда автобусом в Калининград. Еще сутки колесила по городу, изменившемуся до неузнаваемости. И все же старый Кенигсберг, куда некогда загнала ее судьба, утонувший в зелени старых дубов и каштанов растрогал ее сердце. Закончив дела, – всего-то, – разыскать человека, которого давно не было в живых, вернее, его семью, – и отправить им деньги по почте, чтобы чувство вины, наконец, затихло. И, наконец, вылетела в Омск.

Майская ночь в Сибири была черная, звездная. Из палисадников родины одуряюще пахло сиренью, там и там слышался шепот и смех влюбленных парочек на деревянных лавочках первой любви. Она наняла машину в аэропорту и, не став ждать рассвета, торопясь, будто боялась опоздать к чему-то важному, помчалась в Новокаменку. Домой.

И в эту ночь Катя почти не спала. Грузное тело не находило покоя всю ночь: болели ноги и поясница, ныли руки. Время от времени она проваливалась в сон, как в туман. И не понять ей было: то ли спала, то ли только хотела. А тут еще на самом рассвете, уже и петух пропел зорю, пришел муж, Петя, встал, как обычно у печки, подперев плечом угол. Она даже заметила, что плечо пиджака, в котором она его похоронила, измазалось известкой. Спросил свою суженую, глядя спокойным и тоскливым взглядом:

– Скрипишь, старуля?

– Скриплю, не видишь? – так же вопросом, как привыкла вести с ним беседы, ответила Катя. Поди, семьдесят пятый годок мне пошел. Ты умер, тебе хорошо. А все наши заботы на мне остались. Или не знаешь?

– Как не знать. Знаю. Только готовься, старуля, к худшему.

– Да, иди ты! – разозлилась она. – Хорошего никогда не скажешь. Как всегда… Опять надейся на добро, а жди худа.

Она вздохнула. Выдохнула из себя горечь и былого и настоящего.

И Петя ушел.

Катя перевернула свое тело, спустила тяжелые ноги на домотканый ветошный коврик, – старые вещи, отслужившие свой век, всегда находили у нее новое применение – она была хорошей хозяйкой. Ни одна минута ее жизни не оставалась праздной. А как хотелось, а как мечталось просто отдыхать, ведь это делают миллионы людей! Не на курортах, нет, дома, на родимом подворье, в родной деревне…

Пора было подниматься, Зорьку доить да в стадо отправлять. Но сначала молитва.

– Пресвятая матушка Богородица Абалакская, прости и помилуй грешный род Горчаковых. За все содеянное делами и помыслами, за всех моих близких, – живущих ныне и в этом мире – за сына Владимира, за жену его Ирину без вести пропавшую, за деток их Дмитрия и Олега, за братьев своих Алексея и Сергея, за племянницу Лору… За всю родину горчаковскую почившую и живущую прошу прощения у тебя, и только на тебя, Богородица, уповаю… Уповаю на милость к нам, грешникам, ибо грешны мы все перед Богом и людьми и вымолить покаяние не всегда хотим, гордыней своей обузданные…

Ребятишки спали, широко разбросавшись в сладком утреннем сне. В ногах у Димки, свернувшись в клубок, примостилась пестрая кошка. И в тысячный раз, глядя на внука, Катя сказала себе: «Язви ж тебя, как ты похож на эту суку, мать свою распутную!» Ее натруженная рука с отекшими пальцами расчертила воздух и сжалась в кулак.

Младший Олежка, по-домашнему, Лешик, вовсе не был похож на свою подлую, распутную мать. Лицом удался он в деда Петра Кудинова, – такой же чернявый, а вот характером точно пошел в мать – быстроглазый, юркий, не ребенок, а ртуть.

Расстроившись, – эти перемены настроения случались с ней все чаще, как по поводу, а так и без него, – Катя спешно вышла во двор и молодая рыжая корова Зорька, вздыхающая от нетерпения в отгороженных на днях летних пряслах, заслышав ее шаркающие шаги и тренькающий звон ведра, замычала, здороваясь со своей хозяйкой. Катя привычно стала ругать Зорьку за то, что та машет хвостом от радости. Грузно присела под теплым, рыжим боком на видавший виды стульчик, сработанный еще руками Пети. Белые пенистые струи упруго забились о дно старого подойника.

Уж сколько лет она начинала утро, ухватившись за звенящую дужку этого сроднившегося с молоком ведра! Все как обычно. Вот уже десять лет, с тех пор как оставили они с Петей свою городскую, обжитую, уютную квартирку, где у них было как у других людей, нажитая жизнью обстановка: пара ковров, сервант с хрустальными рюмками для праздника, в шкафу теплая цигейковая шуба и пять комплектов белья впрок, полотенца махровые и вафельные.