Светлана Викарий - Вот моя деревня

Начал молиться. Надя боялась единым шорохом помещать ему. Потом он открыл Евангелие и начал читать по нему. Закончив, начертил по всем четырем стенам кресты елеем и пошел по всем комнатам дома с кропилом и святой водой. При этом он громко и властно выкрикивал среди молитвы: «В бегство да обратится все луковое бесовское действо!» Он плескал святою водою на все немногочисленные предметы мебели и Надину утварь. Обойдя весь дом, он снова вернулся на кухню. Надя посеменила за ним. И вдруг они увидели, как крещенская вода, приготовленная батюшкой, неожиданно зашипела, как будто ее кипятили на огне… По ней пошли бурульки и она стала обрызгивать поднявшую в недоумении руки Надю.

Батюшка еще раз властно приказал: «В бегство да обрати все лукавое бесовское действо!» И вода подчинилась. Батюшка вздохнул. Закончил молитву.

— Не бойтесь. Бывает. Правда, у меня такое первый раз.

Кажется, он даже был доволен, несмотря на то, что борьба далась ему с усилием, щеки его и шея были мокрыми от пота.

— Больше не придет хозяйка. Вернее, бесы. И икону повесьте.

Надя не только повесила иконку из храма, но и сходили они с Вовушкой на могилку хозяйки. Обустроили ее, Людка видать, годы уже не была там, привели все в порядок, цветочки посадили, еды оставили, рюмку налили, Христом богом просили оставить дом, впрочем, им уже не нужный. Просто дожить в нем хотелось без невроза.

Людка, до звона худая, если не сказать тощая, страдальчески сведя черные бровки на узком овечьем личике, сидела в своей библиотеке в одиночестве над книжкой. Не в силу своей профессии, а в силу великой жажды и от имени всех женщин поселка читала она очередной дамский роман о любви. Наступила и ее одинокая бабья осень, но она не менее других нуждалась в чувствах. Сыну от нее нужны были только деньги. Реальная материальная помощь.

Мужу, он был городским, первые годы их семейной жизни, пробовавшему себя в поселке во всех ипостасях, сельская жизнь обрыдла до омерзения. Боясь, что возненавидит этот заблудший, ступающий неверными шагами и не по тому пути народ, он сорвался однажды и уехал в город. Прошли годы, они оставались в формальном браке. Он обретался где-то в городе, навещая формальную семью с регулярностью Деда Мороза. Людмила сидела в своей библиотеке на полставки, читала книжки и за того парня, и за ту девку… Время от времени она откладывала книжку, включала чайник и заваривала себе кофе. Аромат хорошего кофе всегда напоминал ей студенческую молодость. И сестру, которая умела варить кофе.

— Валя! — стучала она в стенку. — Я кофе заварила.

Директор клуба Валентина вскоре появилась с сушками и кусковым сахаром. Мягко опустила свое полное тело со сдобными плечами в старое кожаное креслице.

— Илонку, племянницу твою вчера видела в городе. — Сообщила она. — На восьмом месяце, наверное. А выглядит хорошо — красавица.

Это была не очень приятная новость.

— Ну, и дура! Работы толком нет, жилья нет… Что они там себе думают!

— Что-то думают! Так ведь и Илонка не девочка. Имеет право…

— Не могла себе нормального мужчину найти!

— Ну, не всем дано. — Мягко заметила Валентина. — А с детьми-то как раз лучше замуж берут. Я читала. Психологически оправдано. А если у женщины детей нет, мужчина смотрит на нее по-другому. Вроде как никому ты не нужна была. Никто тебе ребенка не сделал. А значит, и мне не нужна.

— Я бы на ее месте оставила ребенка в детдоме. — Вдруг выпалила Людка. — Зачем эту бишару плодить!

Валентина невольно отпрянула от этих слов. Говорить ей с Людкой расхотелось. Она торопливо допила кофе, поднялась. На пороге столкнулась с Надей.

Людмила, подняв глаза из-за своей стойки, с раздражением захлопнула вновь раскрытую книжку. Да будь они неладны, женские романы о красивой любви, которой она так и не дождалась! И перекраска в блондинку не помогла. А тут еще Надя затеяла тарарам с продажей. Испортила ей, можно сказать, существование. Жизнью она назвать это не хотела.

Ничего путного Наде она не сказала. Объявление регулярно печатается в газете, даже в интернете выставила, а дальше от нее не зависит.

— Ты бы Виктории этой позвонила. — Просила Надя. — Зимовать — не зимовать здесь? Неужели больше никто даже по телефону не интересуется?

— Пока нет. — Коротко ответила Людмила, не глядя ей в глаза. Она имела обыкновение не смотреть собеседнику в глаза. Эту ее противную манеру односельчане не любили.

— А ты сколько просишь? — Вдруг догадалась Надя. — Может, такую цену называешь, что он не стоит?