Стефан Кларк - Боже, спаси президента

— Неужели вы и в самом деле прослушивали ее телефонные разговоры? — спросил я. — Слишком уж много неверной информации.

После небольшой заминки Леанн ответила: они полагали, что М. в своих разговорах шифруется.

— Она рассказала тебе что-то новое? — спросила меня Леанн.

Я покачал головой, изо всех сил стараясь выглядеть неосведомленным. Меня кольнуло чувство вины, что я не совсем откровенен с Леанн, но ведь и она утаила от меня кучу всего. Особенно это касалось важных фактов, которые могли вызвать у меня сочувствие к М. Например, про ее отца. Похоже, Леанн с самого начала знала об этом.

Так что, в некотором роде, мы с ней были квиты. Глаз за глаз, ложь за ложь.

Полицейские, конечно, заподозрили что-то, но у них не было времени, чтобы выяснять подробности. Кожаный Пиджак забрал бутылочку с ядом в Марсель на анализ. Близнецы проверяли письмо, которое М. оставила в комнате Элоди, с именами всех контрабандистов черной икры, которых она встретила в Сан-Тропе.

Леанн призналась, что парень, на которого Джейк напал с козьим сыром, полицейский. Теперь понятно, почему он был в Бандоле. Этот кретин наблюдал (надо сказать, излишне пристально) за нами с М., а в замке я не видел его раньше, потому что он только что приехал. Оказывается, он зашел на кухню, чтобы доложиться Леанн.

К тому моменту, как его отчистили от сыра и Леанн смогла признать в нем своего сотрудника, парни из президентской службы безопасности успели вывернуть ему руку и сломать пару ребер.

После такого лихого начала вечера служба безопасности хотела немедленно увезти президента из замка, но он отказался. Он хотел лично женить своего юного переродившегося друга Валери. Но уж, конечно, не раньше, чем будут розданы все интервью и проведены все пресс-конференции. Повышение рейтинга не требовало отлагательств.

Подали ужин. Рыба отшипела свое на барбекю, литры семейного вина были жадно выпиты, мой мускатный щербет произвел абсолютно незабываемое впечатление. Нетронутой осталась только инжирная башня, спрятанная в погребе, как стыдливая невеста.

Пока президент общался с журналистами, минуты превращались в часы, и еле сдерживаемое нетерпение Элоди перешло в полупьяное бешенство, которое сменилось полным отчаянием. Ее шансы выйти замуж до полуночи становились все меньше и меньше, как пузырьки на выдыхающемся шампанском.

Жан-Мари, прибывший в замок во второй машине кортежа с матерью Элоди и пресс-секретарем Людивин, производил шикарное впечатление. На нем были блестящий серый костюм и лососевая рубашка. Правда, он не уделял особого внимания своей дочери. Вместо этого он пытался завязать полезные связи с гостями, приставал к Сикстин и, конечно, ходил по пятам за президентом, стараясь влезть во все фотографии и телекадры. Казалось, он совершенно забыл про свадьбу.

Без пятнадцати двенадцать Элоди потеряла всякую надежду. Члены семьи помоложе и постарше уже заснули, священник напился, а моя подруга все еще была не замужем. Как и Валери — не женат. Он сидел молча, и по лицу его разливалась бледность, сопоставимая с чистыми частями его рубашки. Весь вечер он оставался непреклонно трезв, давно уже осознав жестокую правду. Он не женится до своего тридцатилетия. Он не получит своего наследства. Бабуля, как всегда, победила.

Без десяти двенадцать, когда Элоди безутешно роняла слезы в щербет, старая корова подошла к ней, чтобы поглумиться. Такое, по крайней мере, складывалось впечатление.

— Не плачь, дитя мое, — сказала она. — Вечер сложился очень удачно. Только представь, если бы президента… — Она не желала произносить убийственное слово. — Вот тогда не очень-то получилась бы счастливая свадьба, да?

— Вы выглядите вполне счастливой, — парировала Элоди.

— Да, я счастлива, что удалось избежать катастрофы.

— Хм… — Похоже, Элоди решила, что старушка имела в виду потенциальную катастрофу в случае того, если Валери женится до своего тридцатилетия, тем самым уменьшив ее личное состояние.

— Знаете, мадам, — вдруг проговорила Элоди. — Плевать я хотела на деньги. Я просто хочу выйти замуж за Валери.

Она снова разрыдалась, и слезы с удвоенной силой полились в вазочку с щербетом. Я отодвинул вазочку и протянул Элоди бумажную салфетку. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь, случайно попробовав ее мороженое, решил, что я его пересолил.

— Дитя мое, — сказала Бабуля, — не нужно слез. Послушай меня. — Она села рядом с Элоди, которая зарылась лицом в салфетку. — Я должна тебе кое-что рассказать. Валери думает, что ему все известно о завещании деда, но это не так. Есть условие, по которому даже после того, как ему исполнится тридцать, он может получить определенную сумму — но при моем согласии.