Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— Кажется, я обязана всем этим фон Шлейгелю.

— Да, он нанес мне дружеский визит.

— Но почему же ты мне ничего не сказал?

— А зачем? У меня не было причин не доверять тебе. Или я не прав?

Она в отчаянии покачала головой.

— Все, что я теперь скажу, прозвучит подозрительно.

— Вовсе нет. Лучше всего говорить правду.

— Но я не лгала тебе! Я же сама рассказала тебе про фон Шлейгеля.

— Да, рассказала. А о своем пребывании в Провансе ты тоже рассказала мне всю правду?

— Да о чем бы я стала умалчивать? — воскликнула она, в ужасе глядя ему в лицо.

— Ну, не знаю, например, о Равенсбурге…

— Я же о нем рассказывала, — возразила она.

Килиан кивнул, расстегивая мундир.

— Да, в самом деле, — устало подтвердил он. — Честно говоря, Лизетта, это твое личное дело, и я в него не вмешивался. Но ты-то моему примеру не следуешь! Ты упрямо суешь нос в мои дела.

— Я пытаюсь помочь тебе.

— Ты можешь погибнуть! — рявкнул он.

— Так и ты этим рискуешь. А тогда мне тоже лучше умереть, — промолвила девушка.

Они глядели друг на друга, тяжело дыша.

— В любом случае, теперь уже слишком поздно, — первым заговорил Килиан. — Тебе здесь нечего делать.

— Маркус, ну скажи мне. Признайся, что ты замышляешь.

Он отрицательно покачал головой.

— Уходи, — велел он.

— Маркус, умоляю… — она потянулась к нему.

Он знал, что не должен поддаваться, но не смог устоять и позволил ей поцеловать себя. Чуть позже он спохватился, что невольно отвечает на поцелуй. Не успел он опомниться, как она увлекла его к кровати, расстегивая на нем рубашку, ни на миг не отрывая нежных губ от его рта. Полковнику понадобилась вся сила воли, чтобы вырваться из ее объятий.

— Я не могу, — сказал он усталым, потухшим голосом.

— Почему?

— Не хочу подвергать тебя опасности. Уходи, Лизетта.

Он начал застегивать рубашку. Лизетта застыла, ошеломленно глядя на него.

— Мы больше не будем встречаться… По крайней мере до тех пор…

— Пока все не закончится?

Он кивнул.

— Если ты шпионка, то знай, что мои планы играют на руку союзникам. Тебе не на что жаловаться. Ну, а если ты не шпионка, то я, по крайней мере, буду знать, что позаботился о твоей безопасности. Тебе придется мне поверить. Ты вступаешь на зыбкую почву, где я не могу тебя защитить. На чьей бы стороне ты ни была, сейчас тебе лучше держаться от меня подальше.

— Тебе неважно, кто я на самом деле?

Он покачал головой.

— Нет. Это не имеет никакого значения. Война проиграна, но иные из нас хотят восстановить хотя бы частицу утраченной чести. Скоро выяснится, возможно ли это. Мне неважно, на чьей ты стороне. Если ты солгала мне, я не хочу знать об этом. Если все окажется ложью, я буду презирать себя самого за то, что поддался твоим чарам, тому, что сулило твое присутствие в моей жизни. Если ты уйдешь сейчас, я смогу верить, что люблю тебя, и сохраню воспоминания о тебе. Мадемуазель Форестье, прошу вас, оставьте меня наедине с моими воспоминаниями.

Он заправил рубашку, подошел к двери и распахнул ее, не дав девушке времени ответить. Он все решил твердо, он должен отпустить ее.

Лизетта взяла сумочку и пригладила волосы. Шпионка, друг, враг… Он любил ее больше родины, а потому должен был защитить.

— И я больше никогда тебя не увижу? — еле слышно прошептала она. Самообладание покинуло ее, и она выглядела совершенно уничтоженной. Килиан наклонился и нежно поцеловал руку возлюбленной, легко прищелкнув каблуками, как в день их первой встречи.

— Давай надеяться на лучшее… Прощай, Лизетта. — Он затворил дверь, прежде чем девушка успела сказать хоть слово.

Несчастная, потерянная, Лизетта вышла из отеля и побрела по улицам, не замечая дороги, пытаясь осознать, что произошло. Движимая как заданием, так и искренним желанием защитить любимого, она выложила свою последнюю карту — и проиграла. Ей все время вспоминалась рыба, недоеденная Маркусом в ресторане. В это голодное время тысячи парижан согласились бы на все за такое блюдо. Интересно, не забудет ли он поесть вечером? Он выглядел таким изможденным. Мысли клубились в ее голове, не давая сосредоточиться. Ни в банк, ни домой возвращаться не хотелось. Найти бы какую-нибудь знакомую улицу на Монмартре… Лизетта бесцельно брела под ярким полуденным солнцем, с неизгладимой уверенностью думая об одном — сегодня она видела Килиана в последний раз.

Горечь и сожаления нахлынули на девушку до боли в сердце, к горлу подкатила внезапная тошнота. Лизетте не хотелось присматриваться к своим чувствам. Под смятением таился страх — и не только из-за проваленного задания. Неужели полковник Маркус Килиан понял, что она самозванка? Неужели она разбила ему сердце? Или это ее сердце разбито из-за него?