Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— Держи. — Поднявшись, она нервно сунула ему в руки стакан вина. — Santé, — тихо добавила она. — Давай начнем все заново. Я рада, что ты в безопасности.

— Santé . Я жив, но не в безопасности. Как и ты.

Лизетта грустно улыбнулась.

— Это потому, что у меня нет на шее мешочка волшебных семян.

Люк ответил ей такой же печальной улыбкой.

— Я думала о тебе каждый день, — призналась девушка. — Ты был первым, о ком я вспоминала, проснувшись, и последним, о ком я думала, засыпая.

Глаза ее заблестели. Она еле сдерживала слезы.

Люк невольно потянулся к ней. Лизетта не сопротивлялась. Сперва это было просто объятие — они прильнули друг к другу, чувствуя, как бьются их сердца. Люк привлек ее к себе, она прижалась к нему еще крепче — и большего поощрения ему уже не понадобилось. Через миг он подхватил ее на руки, а она оплела его талию ногами и оба забылись в страстном поцелуе, о котором Люк давно мечтал.

Как же он ее любит! С самого первого взгляда он понял, что попался. Он не был готов к такому… во всяком случае, пока не отгремела война, пока жизнь хрупка и уязвима. Бабушка когда-то говорила ему, что любовь душит — ты не в состоянии обуздать ее, не надейся ее перехитрить или взять в плен. «Это вольный дух, мой мальчик, — предупреждала саба. — С очень острыми зубками».

Люку трудно было представить любовь с клыками, но став старше, понял, что имела в виду бабушка. Его любовь к Лизетте оказалась не нежной и кроткой — она преследовала его, точно охотничий пес, рычала на него по ночам.

Люк еще крепче прижал Лизетту к себе, старательно изгоняя из головы образ Маркуса Килиана. Внезапно девушка отстранилась. Выбившиеся из-под заколок волосы рассыпались у нее по плечам, глаза пылали страстью. Весь вид ее говорил о желании, но голос был полон раскаяния.

— Прости, — прошептала она.

— За что? — Он легонько прикусил ее припухшие, мягкие губы.

— За мое задание. — Она тихо застонала, когда губы Люка коснулись ее шеи. — Ты можешь не думать о нем?

Обсуждать эту тему было мучительно.

— Сейчас ты со мной, в моих объятиях, а не в его. Остальное неважно.

— Но ты же знаешь, что я должна к нему вернуться.

— Я не хочу о нем говорить.

— Но это было всего лишь…

Люк ласково укусил ее за мочку уха. Девушка снова застонала. Его дыхание опаляло ее.

— Лизетта, — пробормотал Люк, уткнувшись ей в шею, не отрывая губ от ее кожи. — Вот это — настоящее. А когда ты с Килианом, я напоминаю себе, что ты играешь роль. Знаешь, я никогда, ни с кем не испытывал ничего подобного.

Она смотрела на него нежно и испуганно.

— Я люблю тебя. Ни война, ни политики, ни хитроумные планы, ни расстояние, ни твои английские учителя и уж, конечно, ни какой-то там немецкий полковник ничего не изменят. Я тебя люблю. Я никогда не говорил этих слов ни одной женщине. — Он нахмурился. — И сомневаюсь, что скажу кому-то еще.

Лизетта серьезно и пристально взглянула на него.

— Я хотела тебя с того самого вечера, когда ты нахально ввалился к мадам Маршан и ухмыльнулся, глядя на меня. Я тебя возненавидела, но не могла ничего с собой сделать. А потом…

— Что — потом? — прошептал Люк, покрывая поцелуями лицо и шею возлюбленной, пока она не затрепетала у него в объятиях.

— А потом — Горд. Я хотела лишь одного — обнять тебя… и любить. Никогда не отпускать.

Люк зарылся лицом в ее шею.

— Не отпускай меня, — попросил он. — Никогда.

— Закрой ставни, Люк, и раздень меня, — прошептала Лизетта.

— Я уж думал, ты никогда не попросишь, — отозвался он.

Люк никуда не спешил. Он раздевал Лизетту мучительно медленно, одну за другой расстегивая пуговки и целуя каждый дюйм обнажившейся кожи. Тишина и полумрак усугубляли царящее в крохотной квартирке сладкое напряжение. Вслед за платьем на пол полетел лифчик. Лизетта успела оценить, сколь опытен Люк в деле раздевания, но эта мысль тут же улетучилась, едва он прильнул губами к ее спине чуть ниже талии. Опустившись на колени, Люк стянул с Лизетты все остальное, и она осталась полностью обнаженной. Вчера вечером она была бесстыдно-дерзкой в своей наготе, но сегодня оробела, смущенная нежностью Люка и своим желанием подтвердить делом страсть, зажженную в ней одним-единственным поцелуем.

Люк поднялся, все еще одетый, и посмотрел на возлюбленную в слабом свете, пробивавшемся сквозь закрытые ставни.

— Ты прекрасна. Ненавижу его за то, что он тобой обладал!

— Не надо, — взмолилась Лизетта. — Сейчас мы одни. Не думай о нем.