Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— За что? Я польщена.

С солдата разом слетела вся самоуверенность, которую ему придавал немецкий мундир. Вид у патрульного стал робкий и очень застенчивый.

Девушка подарила ему улыбку и забрала документы, радуясь, что он не стал рассматривать их слишком пристально.

— Danke. Guten Morgen .

Она не сомневалась в своем удостоверении, но не любила, когда его слишком внимательно разглядывают.

Войдя в кафе, Лизетта подозвала хозяина, сделала заказ и небрежно добавила:

— Не найдется ли у вас за стойкой лишней газетки?

Через плечо хозяина было переброшено зеленое полотенце.

— Oui, mademoiselle, — кивнул он, протирая чашку и не глядя в сторону посетительницы. Положив газету на стойку, он тут же отвернулся к новому клиенту.

Ранним утром в кафе было немноголюдно. Посетители толпились у стойки, торопливо пили традиционный утренний кофе. Немец среди них затесался только один — его мундир выделялся из общей массы — да и тот стоял спиной к девушке. Она не забыла о предосторожностях, ведь сюда нередко захаживали гестаповцы. Сев в самой глубине помещения, она принялась в ожидании заказа читать передовицу.

Принесли кофе. Под прикрытием газеты Лизетта осторожно осмотрелась, не наблюдает ли кто за ней. Убедившись, что ею никто не интересуется, она вытащила из сумочки футляр для очков — очень ценную штуку, ведь там можно носить папиросную бумагу. Перечитывать записку она не стала, поскольку выучила ее наизусть. Лизетта сообщала Лондону о своих подозрениях насчет заговора и о том, что ей хочется завербовать Килиана.

Плотно прижав записку к странице, девушка пролистала газету в поисках записки от Плейбоя. Та отыскалась на пятой странице: «Срочно свяжитесь со спиритуалистами».

Что случилось? Приказ исходит не из Лондона, об этом Плейбой сказал бы особо. Значит, это распоряжение не касается ее лично, но сейчас вступать в контакт с подпольем опасно, потому что ее основное задание вошло в деликатную и глубоко законспирированную стадию. Что ж, она свяжется с подпольщиками позже. Минут через пять Лизетта, посмотрев на часы, принялась демонстративно собираться: сложила вещи, перевязала шарф, проверила, не растрепалась ли прическа.

— Merci, monsieur, — бросила она владельцу кафе, на ходу протягивая ему газету, и вышла.

Домой она отправилась кружным путем, чтобы не встретить патруль на другом конце бульвара, а заодно обойти стороной отель «Рафаэль», близость к которому она ощущала с особенной остротой.

Лизетта заглянула в банк и оставила там записку, что сегодня не выйдет на работу в связи с плохим самочувствием. Протягивая записку, она изобразила приступ дурноты и бегом бросилась в туалет. Наконец она вернулась домой, надеясь, что Сильвия уже ушла. Для возвращения Люка было рановато.

Заснуть Лизетта не смогла и томилась, нервничая и не зная, чем себя занять. Она аккуратно сложила и убрала вечернее платье и накидку, спрятала шанелевские коробки — все, что напоминало о минувшем вечере. Потом девушка взялась за домашние дела: пришила пару пуговиц, навела порядок в немногочисленных шкафах. Спохватившись, что ей нечем угостить Люка, она собрала продуктовые карточки и поспешила в лавку за сыром и хлебом. Можно бы еще купить отвратительный фальшивый кофе, но тогда придется искать мед. Да и не станет Люк пить эту бурду. В последний момент она заскочила в кафе и взяла маленькую бутылку вина. Подумать только — совсем недавно она пила кальвадос, одна рюмка которого стоила столько, что местным жителям хватило бы на роскошный ужин.

Судорожно прижимая к груди немногочисленные покупки, Лизетта примчалась домой. Люк встретил ее у дверей.

— Люк, ты давно ждешь? — взволнованно спросила она.

При свете дня он казался очень похожим на Килиана. Светлые волосы отрасли и цветом почти не отличались от волос Маркуса. Подбородок чуть полнее — но это потому, что Люк младше. Роста оба примерно одинакового, только Люк шире в плечах и мускулистей. Главное различие таилось в глазах. Сверкающие глаза Люка на солнце становились ярко-синими, точно васильки… нет, как небесно-синие самоцветы в любимой бабушкиной брошке. И в этой синей глубине — совсем как в самоцветах — пылал жаркий, согревающий огонь. Глаза Маркуса столь же завораживающие, но бледные, как льдинки. Их острый взор пронзал насквозь. Лизетта не видела этих глаз при свете дня, но не сомневалась, что и в знойный полдень в них будут сверкать осколки льда.

Люк покачал головой.