Джеми Аттенберг - Мидлштейны

— Родители совсем сбрендили, до психушки меня доведут.

— А ты не думала обратиться к психологу? — спрашивал он.

— Хочешь сказать, мне пора?

Тут он уходил, подняв руки. Отвечать на такой вопрос? Нашли дурака! Робин всегда командовала парадом. Однако стоило сказать, что к родителям она не поедет, как он вскинул голову с мягкими, светлыми волосами и пристально взглянул на подругу.

— Не сложилось у меня с иудаизмом, — сказала она.

— Обычный семейный ужин. С небольшим оттенком еврейских традиций.

— Пожалуйста, не настаивай.

— Это я говорю «пожалуйста», а ты мне отказываешь.

Она плюхнулась на диван и обхватила руками колени, прижав к ним голову.

— С чего ты так уперлась? Это ужин, отличный ужин с милыми людьми. Сущие пустяки.

— Если это пустяк, зачем уговаривать?

Дэниел сел рядом, наклонился к ней и с неожиданной твердостью спросил:

— Объясни-ка, в чем дело?

Робин устало бродила по комнатам, словно приклеенная к руке Дэниела. Это был и его дом — в конце концов, он тут вырос. Правда, потом уехал на учебу, пять лет провел в Сан-Франциско, шесть месяцев работал фрилансером в Нью-Йорке и наконец перебрался в Чикаго, поселился в квартирке прямо под той, которую снимала Робин, и жил там тихо и счастливо. (И почему он всегда такой довольный? В чем тут секрет?) И все-таки это место Дэниел вспоминал чаще и говорил о нем теплее, чем о других. Когда он сказал, что едет на выходные к себе, Робин сразу поняла, куда именно.

Остальные тоже чувствовали себя здесь как дома. Всюду сидел народ, на полу возились дети, лежали книжки для раскрашивания и коробки цветных карандашей. (Последнее Робин, как учитель, одобряла. Хорошо, что нет никаких сирен и пищалок. Они уничтожали Америку, не говоря уже о шумовом загрязнении. Как и любой человек с небольшим доходом, Робин ценила свой «айфон», однако считала, что детям должно хватать воображения, а ему сейчас оставляют все меньше места.) Она познакомилась с двумя братьями и сестрой Дэниела, его племянницами и племянниками, двоюродными братьями и сестрами разных возрастов, двумя наборами дядь и теть, единственным живым прадедушкой, бывшими соседями, которые перебрались во Флориду, но приезжали сюда несколько раз в год и были все равно что родственники; с родителями, двоюродной бабушкой Фей и ее подругой Наоми, которые весь вечер просидели на кухне в маленькой нише, отдавая приказы матери Дэниела.

— Проверь грудинку, — сказала Фей, когда Робин с другом вошла на кухню.

Его мать, энергичная женщина с добрыми глазами, ровесница Эди, не слишком тихо вздохнула, откупорила бутылку «Манишевица» и поставила рядом с другими. Эта женщина все держала под контролем, что бы там ни думала Фей. На столах были аккуратно расставлены блюда, накрытые фольгой.

— Если ты такая умная, почему не проверить грудинку? — спросила Наоми.

— Ладно, сама посмотрю, — сказала Фей.

— С ней все в порядке, — возразила мать.

— Что ты в этом понимаешь? — Фей, шаркая, подошла к плите, открыла духовку и заглянула внутрь. — Нужно еще подержать, — заключила она.

— И так было ясно, — ответила мать. — Я знаю, когда ее пора вытаскивать.

— Я голодная, как волк, — сказала Фей подруге. — А ты?

— Я тоже, — кивнула та.

— Готовку надо было раньше начинать, — упрекнула Фей.

Говорила она с восточноевропейским акцентом. Старушка села и тут заметила молодых людей.

— Иди сюда, Дэнни, поцелуй меня. И ты. — Она показала на Робин. — Подойди-ка.

Он обнял бабушку, Робин наклонилась и сделала то же самое. На ощупь та оказалась худенькой, хрупкой, точно ребенок, и благоухала «Шанелью» номер пять. В ушах, на шее и пальцах сияли бриллианты, седые волосы посверкивали, как снег.

— Вы посмотрите, — сказала она, потрепав Робин по щеке. — Посмотрите, кого нашел Дэниел.

— Тебе и в самом деле так хочется знать? — с несчастным видом начала Робин, не зная, куда деваться.

В последнее время у них постоянно происходил разбор полетов, и начинал его Дэниел. Он подталкивал их вперед как пару, как единое целое. Он решил, что Робин — та самая девушка. Еще никто не нуждался в нем так сильно, пусть она этого и не признавала.

— Да, очень хочется.

Дэниел откинулся на спинку дивана и обнял Робин. Она прильнула к нему.

— Я ненавидела еврейскую школу.

— А кто ее любил?

— Остальные дети вместе учились, а летом отдыхали в одном лагере. Они каждый день проводили вместе, все были лучшими друзьями, а я — чужая, да еще толстуха. Я говорила тебе, что в детстве была жирной?