Джеми Аттенберг - Мидлштейны

Оставались те, кто не был замужем. Несчастные женщины, думал он поначалу, представляя, как, наверное, страдало их «я», когда беззаботная молодость промелькнула и однажды они проснулись старыми еврейскими девами. Они не знали, что такое посвятить себя семье, а Ричард знал. К лучшему или нет, но благодаря этому он кое-что понял и стал тем, кем стал. Впрочем, поговорив с такими женщинами, он начинал думать, что им, возможно, и повезло. Жизнь их не поломала, как остальных, или по крайней мере поломала иначе. У них были свои победы и поражения. Большинство так и не завели детей. Большинство еще вполне годились для брака. Ричард подозревал, что после свидания они тут же о нем забывают. Его фотография в Интернете была нечеткой, но при встрече все выплывало наружу. Если бы он, стараясь привлечь кого помоложе, изменил свою анкету, им с первого взгляда стало бы ясно, что этот парень не занимается йогой и вряд ли ездит на пикники в Миллениум-парк. Он — чей-то отец и дед, старик.

А еще была та проститутка или почти проститутка, кто ее знает. Трейси написала Мидлштейну пару дней спустя после его регистрации на сайте. Ему бы сразу догадаться — слишком уж молода, тридцать девять лет, всего на четыре года старше Бенни! Что ей могло понадобиться? Все тут было понятно, и все-таки он пригласил ее на чашку кофе. Трейси сначала предложила выпить чего покрепче, а за час до встречи написала, что вот только пришла из тренажерного зала, падает с ног и просто умирает от голода. Не лучше ли вместе поужинать? Она выбрала дорогой ресторан, и, конечно же, отказать Ричард не смог. Не хотел показаться жадным или бедным.

Трейси была великолепна, хоть и явно старше, чем написала в анкете. Темные блестящие глаза, полные губы, шикарный зад, гладкие каштановые волосы на голых плечах. Платье без бретелек, сшитое из какого-то черного эластичного материала, кончалось выше колена. Мидлштейн давно уже не видел вблизи настолько обнаженную женщину. И пахла она волшебно — тем особенным сочетанием цветочного аромата и запаха детской присыпки. Загорелая кожа, сильное тело, она была само совершенство. Ричард смотрел, как она медленно кладет ногу на ногу, как гладит пальчиками лакированную стойку, и перед ним разворачивались перспективы.

Сначала они расположились у бара — Трейси посасывала мартини, он пил пиво, затем их пригласили за освободившийся столик. Ричард не отдавал себе отчета, к чему все движется, до той минуты, когда они сели и заказали себе по стейку. Он спросил, нравится ли ей работать администратором на курсах массажа. Трейси накрыла его руку своей.

— Вообще-то я ищу себе папочку, чтобы никогда больше не работать, — хихикнула она, и Ричард уставился на нее, забыв о приличиях.

— Если вы понимаете, о чем я, — добавила она вполголоса.

Мидлштейн невольно прикинул расходы, убрал ноль из суммы на банковском счету, хотя свой ответ уже знал: она — совсем не то, что ему нужно. Он не отказался бы потискать ее булочки, но увы… Ужин, не больше. Кроме того, если Трейси нельзя пригласить на июньскую бней-мицву, она вообще не стоит вложений. Вот уж будут шептаться гости. Он и сам шептался бы, если бы кто-то так поступил. Дети, и особенно сноха, никогда его за это не простят.

— Ну как? Хотите быть моим папочкой? — спросила Трейси, и на Мидлштейна вдруг навалилась тоска, он уставился в кружку, будто искал на дне свою гордость.

Когда он поднял глаза, ее улыбка погасла.

— Я просто ищу хорошую женщину, — ответил Ричард.

Это было не совсем так, но ближе к правде, чем то, что предлагала она.

— А может, я как раз она и есть, — сказала Трейси.

Последние остатки ее кокетства улетучились — она пришла сюда не оправдываться, а рекламировать свои достоинства.

Принесли стейки, мясо было превосходное. Половину своей порции Трейси забрала домой в бумажном пакете, который после, на парковке, держала, прижав к груди. Поцелуй в щеку. Шепот. Если что, ты знаешь, как меня найти.

Он смотрел на листок с телефонным номером и думал, не позвонить ли ей после такого дня, после такого месяца, года и в целом — жизни. Джилл ушла в слезах, спасибо, хоть сразу не разрыдалась. Пару часов спустя Ричард встретился с дочерью. Они не виделись с тех пор, как он ушел от жены, только раз поговорили по телефону. Дети встали на сторону матери, а ему объявили бойкот. Бенни держался холоднее, чем Робин. Неудивительно. Его жена, взвинченная маньячка, маленькая мисс Чопорность, пришла в ярость, услышав о разводе, будто раньше никто не разводился, будто бы она знала все о семье и браке, будто ее поставили судить, что правильно, а что нет, и это не она забрюхатела, едва окончив университет. Пусть радуется, что сидит на чужой шее с тех самых пор, как встретила его сына. А он, Ричард, справится. Нечего ей судить его поступки.