Екатерина Вильмонт - Хочу бабу на роликах!

– Что там моя дочура болбочет? – засмеялась Эмма.

– Требует, чтобы я непременно взяла псевдоним. Но Соболева и есть псевдоним. Моя девичья фамилия Бережкова.

– Ладно, сойдет, – хмыкнула Дуня.

– Саш, дай ей по заднице, чтоб не приставала, когда люди о деле говорят. Слушай меня, тебе придется приехать в Москву, Лобов хочет, чтоб ты тут с ним поколбасилась, говорит, во время работы над пьесой могут возникнуть по тексту разные вопросы, и хорошо бы ты была в зоне досягаемости. Он вообще жаждет с тобой познакомиться. Все расспрашивал меня, есть ли у тебя еще пьесы. Я туману навела, жуть. Но я считаю, тебе сразу с места срываться не стоит, цену набьем маленько, пока мы тут все утрясем…

– Мы?

– Саня, а ты думала? Я, можно сказать, спонсор! Решила новым делом поинтересоваться…

– Эмма, у меня нет слов!

– Главное, чтоб у тебя слова на бумаге находились, а по телефону хоть мычи!

– Погоди, но это же меняет все дело.

– Почему?

– Ты Лобову навязала мою пьесу?

– Ты что, подруга, охренела? Что я могу навязать, я ж в этом как свинья в ананасах…

– В апельсинах, – машинально поправила я.

– Один хрен! Слушай меня внимательно и заруби на своем гордом носу: я через пятые руки подсунула Лобову твою пьесу! Можешь мне поверить, это было нелегко. А через неделю через те же пятые руки он до меня добрался. Вынь ему да положь автора. Зачем, спрашиваю, а он говорит: надо! Очень, мол, автор талантливый, пьеса – блеск, веселая, но умная, и к тому же роли прекрасно выписаны. А ты говоришь – навязала.

– Эмма, это все правда?

– Святой истинный крест!

– Ой, мамочки…

– Сашка, я думаю, Лобова надо немножко помурыжить. Чтоб не думал, что ты ради него с пальмы спрыгнешь и полетишь…

– С какой еще пальмы?

– Ну я это так, для красоты. Он знает, что ты живешь в Испании. Я ж ему не стану докладывать, что ты у меня обретаешься. Говорю ж, туману напустила… Значит, так, Александра, слушай сюда! У тебя в Москве жить есть где?

– Ну я могу, конечно, остановиться у Ульяши…

– Остановишься у меня.

– Нет, спасибо, конечно, но я и так у тебя живу, а в Москве меня это будет стеснять.

– Ну тогда я подыщу тебе квартирку на время, это не проблема. А ты пока займись одежонкой.

– Какой одежонкой?

– Ну купи себе там несколько костюмчиков, платьиц, пальтишко приличное. Ты должна выглядеть, чтобы они видели, что я им не бросовый товар предлагаю.

– Извини, Эмма, но это чушь. Встречают по одежке, провожают по уму.

– Да, ум твой уже оценили, теперь нехай видят, что ты еще и офигительно красивая баба. Пойми, чудачка, хорошая тряпка бабе уверенности придает, так что не жмись. А вдруг кого знакомого встретишь, надо, чтоб ни одной старой шмотки не было, усекла?

– Усекла.

– Вкус у тебя есть, получше моего будет, мне это уже Дунька объяснила, а бабок не жалей. Значит, так, через десять дней жду тебя в Москве.

– Саша, Саша, скажи, что я хочу на премьеру! – толкала меня в бок Дуня.

Я только рукой махнула.

– Ты почему насчет меня не сказала?

– Рано!

– А когда же?

– Ближе к делу! Я просто потребую от Эммы, чтобы ты была на премьере – А если она не согласится, скажи, что больше не станешь править ее кошмарики!

– Гениальная идея!

А на другой день Дуня вернулась из школы грустная.

– Что случилось?

– Габриэль ногу сломал.

– Бывает, не грусти. Срастется у него нога. Он молодой, через два месяца бегать будет…

– Но ты его уже не увидишь, ты уедешь.

– Я же вернусь. Мне, знаешь ли, очень тут нравится.

– Слушай, а ты когда издашь свои пьесы, внизу напишешь: Майорка, Кан-Пастилья, такой-то год?

– Ты этого хочешь?

– Да, по-моему, это было бы круто!

– Значит, напишу, что за проблема. Нет, я еще лучше сделаю!

– Что?

– Я посвящу свою первую пьесу тебе! И на программке будет стоять: «Посвящается Евдокии Курлыкиной». Может, без тебя я бы и пьесу не написала.

У девочки глаза полезли на лоб.

– Ты и вправду так напишешь?

– Конечно.

– Нет. Не надо, – твердо заявила она, немного поразмыслив.

– Почему?

– Потому что люди будут говорить, что ты так к маме подлизываешься.

– Мне плевать!

– А мне – нет! Я буду просто знать, что ты это мне посвящаешь. И все.

– А если без фамилии, просто Дуне?

– Нет.

– Знаешь, Дуня, твоя мама не зря тобой гордится.

Но через десять дней мне улететь не удалось. За два дня до отлета я катила на роликах по набережной, и вдруг дорогу мне перебежала трехцветная, довольно-таки драная кошка. Я еще не успела сообразить хорошо это или плохо, как со всего маху влетела мордой в фонарный столб. У меня в буквальном смысле слова искры из глаз посыпались. Спасло меня только то, что на голове была бейсболка с довольно длинным козырьком. Он несколько самортизировал удар, но здоровенная шишка на лбу и фингал под глазом были мне обеспечены. А хороша бы я была, если бы у меня не сломались темные очки!