На работу я шла, зная, что все это скоро оставлю в прошлом. Я не думала с волнением моей встрече с Наилем, я излечилась от своих чувств к нему, теперь я свободна.
Зайдя в наш отдел, я обнаружила, что еще никто не подошел… кроме Наиля. Внутри меня все хохотнуло. Мне он уже безразличен. Совершенно.
— Ну, как отдохнули? — спросил он меня.
— Все было прекрасно, — ответила я ему, как можно более непосредственно и садясь за свой рабочий стол.
— Во всех смыслах?
— То есть?
— Ну… в смысле любви, например.
— А при чем тут любовь? — я начала слегка волноваться.
— Как при чем? Любовь нужна всем, — он пытливо смотрел на меня.
— и вам тоже? — не удержалась я. Меня начало мелко трясти от волнения, потому что я чувствовала, что мы с Наилем медленно переходим эту проклятую служебную грань, которая нас всегда разделяла, и выходим на новый, долгожданный уровень наших отношений.
— И мне тоже, — согласился он. — Равно как и вам…
— Да?
— Конечно…
— Здрасьте! Ой, Нель, ты уже вышла, привет! — в отдел ворвалась одна из наших сотрудниц, стала расспрашивать меня об отпуске, тут же появились другие сотрудники, наполнили все шумом голосов, приветствиями, безнадежно уничтожили ту установившуюся было между мной и Наилем атмосферу. Начался рабочий день, мы с Наилем опять стали не больше чем сослуживцами, та нить взаимного признания была куда-то потеряна, все стало как прежде. Но как же он мне дорог, близок, насколько он мне родной, я не могу без него! Я люблю его!
Наступило лето.
Мне позвонила Тамара и позвала на крестины своего сына Коли. Я, конечно же, согласилась.
В воскресенье утром Тамара с мужем Димой заехали за мной на своих бежевых «Жигулях», где также расположились Светочка с Колей, и мы поехали в церковь. Тамара сидела на переднем сидении, справа от ведущего машину мужа, такого же толстого, как она сама, но отличающегося тонким квохчущим голосом и выражением детской наивности на гладком красивом лице.
Я с детьми расположились на заднем сидении. Светочка, уже девятилетняя девочка, была очень худенькая (она занималась балетом), воспитанная до стеснительности и с кокетливым огоньком в больших каштановых глазах. При мне она с преувеличенной заботой следила за своим младшим братиком, сидящим между нами четырехлетним карапузом в белых шортиках и футболочке, с кепкой на тщательно расчесанных волосиках. Коля — очень серьезный мальчик, — раскрыв рот, неотрывно смотрел через плечи родителей на дорогу впереди.
— Ты платок-то взяла? — спросила меня Тамара, полуобернувшись с переднего сидения.
— Взяла.
— А то у меня есть еще один на всякий случай, — добавила она, развернувшись обратно.
— Мам, а ты мне взяла? — деловито спросила Тамару Светочка.
— Да взяла, взяла!
— Уж девочкам-то можно и без платка, наверно, — своим тонким миролюбивым голосом произнес Дима.
Светочка метнула на мать испуганный взгляд, словно расценив в словах Димы дискриминацию.
— Надо чтобы все женщины в платках были, — со знанием дела отрезала Тамара.
Светочка довольно улыбнулась.
— Да я ничего не говорю…
— Не отвлекайте папу вести машину! — вдруг важно произнес Коля, не отрывая взгляда от дороги.
— Ух ты какой!
Мы дружно засмеялись, но насупленный маленький Коля оставался невозмутимым.
Я обожаю семью Тамары, но порой, глядя на них, я кажусь себе такой безнадежно отставшей и столько упустившей…
В келье, где крестили детей, было очень душно, потому что в тесном помещении собралось много людей и, кроме того, сегодня был очень жаркий день. Пройдя через дворик, я вошла в церковь, где как раз проходила утренняя служба. На голову я повязала платок и в нем почему-то чувствовала себя словно под чьей-то защитой, будто оберегаемая. Мне было приятно.
В церкви потрескивали огоньками свечи, крестились прихожане, откуда-то, не видный мне, пел женский хор, а со всех сторон на нас смотрели своими взглядами иконы.
Я выросла в глубоко религиозной семье, но мне редко удается приезжать в церковь, потому я была благодарна Тамаре за то, что она с мужем взяла меня с собой в этот чудесный уголок. Мне хотелось поднять голову насколько возможно выше, чуть ли не запрокинуть ее, глядя в высокие своды и пытаясь постичь тайну, но я не хотела привлекать к себе внимание, я хотела, чтобы сейчас меня видел только Бог.
Людей в церкви было не очень много, я, поставив свечку, встала у стены, ближе к иконостасу, еще раз перекрестилась и направила свой взгляд куда-то на позолоченные выступы над алтарем.
Читать дальше