Симона Шварц-Барт - Жан-Малыш с острова Гваделупа

— Великий охотник, ты пришел издалека, чтобы выслушать малого ребенка. Что ж, это неудивительно: ведь у мертвых все не так, как у людей, и раз уж ты намерен побыть среди нас некоторое время, придется рассказать тебе всю историю о колдунах с самого начала…

«Пришел ты издалека и многое повидал, а вот почему-то не знаешь, что было в самом начале, когда великий Пава, отложив свой барабан, только-только придумал землю. Сперва создатель был все время недоволен тем, как это у него получалось, и он каждый день разрушал начатое накануне. И бродили во мгле, плача и стеная, несчастные люди, они входили в деревни, убивали, калечили, истязали, как могли, всех, кто попадался на пути:

В песне говорится, что солнце тогда еще не выпустили. По небу плавала одна только луна, и на земле почти не было воды — ни рек, ни ручейков, ни источников, — все живое довольствовалось дождями да водой из озер и болот…

И было так, что несколько мужчин и женщин умирали от жажды и думали, что им совсем пришел конец, но вдруг увидели небольшое, блестевшее лунным серебром озерцо. Они кинулись к нему и принялись жадно пить, они пили и пили и вдруг заметили, что пьют не воду, а кровь. Все они совершили самое большое прегрешение, которое только может представить себе человек, но ведь не по своей же воле, в самом деле — не по своей! И они сразу почувствовали, как жадно алчет их чрево человеческой крови, и в смятении пошли дальше, спрашивая себя, как им теперь жить среди тех, кто питается молоком и хлебом. Тогда склонился к ним Дава и сказал: что ж, дети мои, раз так случилось, нельзя оставлять вас жить среди тех, кто питается молоком и хлебом, давайте-ка я приставлю вам рога, чтобы все вас узнавали и вовремя прятались. Но несчастные принялись оправдываться, они говорили, что толкнула их к озеру жажда, жажда воды, а не крови, крови им захотелось уже позже, да, в самом деле позже! И понял Дава, что они тоже по-своему правы, и решил он сотворить реки, ручейки и источники. А жаждущих крови и их детей он не стал метить особым знаком, а просто рассеял их по земле, чтобы всем на свете было одинаково горько от этой напасти. Поэтому у колдунов и их потомков, что до сих пор живут среди нас, смешавшись с теми, кто питается молоком и хлебом, нет на голове рогов; но, как я уже говорил, их можно распознать по некоторым приметам, в первую очередь по их способности превращаться по ночам в зверей, чтобы высасывать человеческие души…»

И Майяри прямодушно спросил, чуть настороженно хихикнув:

— Я надеюсь, ты не из них, друг мой?

— Успокойся, я получил много волшебных даров, но я не употреблю их во зло, я простой человек, как все вокруг.

— А можно узнать, что это за дары? — подозрительно спросил мальчик.

— Что ж, посмотрим, насколько ты умен, — улыбнулся Жан-Малыш, — посмотрим, умеешь ли ты разгадывать загадки: итак, мой первый дар, — слушай меня внимательно! — он без ног, без крыльев, но летит быстро, и ничто его не остановит — ни река, ни пропасть, даже толстые стены и те не преградят ему путь; что это, отвечай?

— Может, королевский взгляд?

— Как это, королевский взгляд?

— Ну, это дар видеть очень далеко, даже ночью.

— У меня нет королевского взгляда, — сказал Жан-Малыш.

— Может, это твои сны?

— Нет, не угадал, — сказал Жан-Малыш.

Мальчик озадаченно чесал за ухом, позабыв обо всех опасностях: о ночных духах, о хищных зверях, о близости Пожирателей; необычная игра захватила его.

— Может быть, ты волшебник? Может, ты способен выпустить стрелу без лука? Или прыгнуть и оказаться одновременно в двух разных местах? Один из моих предков владел таким свойством, и оно не раз выручало его в сражениях: не из таких ли и ты «прыгунов»?

— Увы, нет, — вздохнул Жан-Малыш, — мой дар гораздо скромнее, и, признаться, я как раз сейчас им пользуюсь на твоих глазах.

И когда мальчик застыл, вперив в него свои изумленные круглые глазки, Жан-Малыш невозмутимо изрек:

— Первый мой дар — тот, что я получил, родившись на свет, — это язык, язык человеческий, дружище…

— Ну и ну! — в сердцах воскликнул маленький человечек. — Уж твой-то язык — для любых ушей беда. Такого наговорит, что вовек не расхлебать! Мир еще не видал такого вруна, как ты; ну, на какие же еще чудеса ты способен, великий волшебник?

— Всех чудес не перечислишь, их что звезд на небе, одно другого удивительнее. Но, если ты не возражаешь, поговорим о них попозже, в более надежном месте, а то может случиться, что мне никогда уже не придется к ним прибегнуть.