Дидье Ковелер - Рыба - любовь

Она оттолкнула меня, и я скатился на пол. В комнате стало совсем тихо. Я лежал, не шевелясь, между диваном и калебасой.

— Как хорошо. Что это произошло здесь, — сказала она.

Я сглотнул. Будто помимо ее тела я искал чего-то еще и упустил. А ведь я всегда стараюсь удовлетворить партнершу, для меня это вопрос чести, но сейчас чувствовал себя обделенным из-за ее экстаза, изменившегося лица, закрытых глаз. Я чувствовал себя пленником; в этой детской комнате я был явно не на месте. Она лежала, прижавшись щекой к простыне, и чем шире становилась ее улыбка, тем ровнее она дышала. Целую неделю я мысленно занимался с ней любовью, а теперь был отброшен назад и сожалел, что не сумел ее дождаться. Она выпрямилась, распахнув глаза.

— Знаешь, что бы меня сейчас порадовало? Большая тарелка спагетти!

Она вскочила на ноги.

— Эй! А ты чего загрустил? У нас с тобой день впереди. Одевайся, мы уходим.

— Подожди!

— Чего?

Мне казалось, что она еще похорошела, стала более хрупкой и далекой. Быть может, поэтому у меня пересохло во рту и вновь тянуло к ней. Она потерла ладошками мою голову, словно хотела привести мои мысли в порядок, кинула мне одежду, натянула на себя что попало. Я схватил ее за руки, которые расправляли юбку:

— Хочешь от меня ребенка?

Она взглянула на меня и ответила на удивление ласково:

— Хочу, чтобы ты вернул мне отца.

Я смотрел на прядь волос у нее на щеке, и мне пришлось удовлетвориться этими ее словами, точно голодному, не утолившему голод. Беатриса потянула меня за собой. Жанна ждала в столовой с пылесосом в руках. Она улыбнулась нам и, как только мы вышли, включила пылесос. Рядом с моим велосипедом стоял еще один, зеленый, с покореженной рамой, весь в паутине.

— Нашла его в подвале, — объяснила Беатриса.

Мы тронулись одновременно. Было солнечно, но холодно. Беатриса быстро крутила педали, командовала мне на перекрестках: «Сигналь!» — цеплялась за меня на спусках, страхуясь моими тормозами. Ее велосипед дребезжал, как кастрюля, катящаяся по булыжной мостовой, из него постоянно вылетали какие-то болты и гайки. Беатриса останавливалась прямо посреди улицы, пока я искал их, ползая на четвереньках. Когда мы проезжали мимо церкви, она перекрестилась и тут же свалилась на землю. «Бог-то, оказывается, не такой уж добрый!» — сказала она. Ветер трепал ей волосы, румянил щеки, играл с ее юбкой, она что-то напевала.

— Куда едем? — спросил я ее на каком-то перекрестке.

— Не знаю. Я еду за тобой.

— А я за тобой.

— Ну тогда вперед!

К часу дня ей захотелось леденцов, а у меня не оказалось мелочи. Она слезла с велосипеда, вошла в кабинку телефона-автомата, сняла трубку, опустила в щель монетку в 1 франк, повесила трубку, и автомат выдал ей пять монет. Она совершенно не удивилась, вышла и сказала мне:

— Вот так размножаются стофранковые монеты.

Беатриса читала по руке, выращивала в мае малину, морочила головы мясникам, доставала из автомата деньги и при этом считала на старые франки [13] В 1958–1960 гг. во Франции была произведена деноминация франка в соотношении один к ста. , называла автобус троллейбусом и крестилась на церкви — совсем как ее бабушки.

Съев спагетти на площади Бастилии, мы решили посидеть в парке Пале-Рояль у фонтана. Было четыре часа дня. Солнышко, вокруг ни души, лишь где-то вдалеке, в какой-то школе, ребячий гам. Беатриса положила голову мне на плечо и играла моими пальцами. По парку прошла женщина с мальчиком в вязаной шапочке, в руках у него была большая красная коробка с антенной. С серьезным видом он нажимал на кнопки. Коробка бурчала. Я поискал возле мальчугана машинку с дистанционным управлением, но не нашел. Мама с сыном ушли.

— Это подарок в два приема, — сказала Беатриса.

— Ага, на будущий год ему подарят машинку.

Она придвинулась ко мне, положила ногу на мою, я подумал, что она опять заговорит о мальчишке, но она спросила:

— Ты меня любишь?

— А ты? — спросил я в ответ.

Она отвела глаза. Мы не продвинулись ни на йоту. Порыв ветра обдал нас дождем из фонтана. Все послеобеденное время мы провели, сидя на скамеечке и целуясь, не обменявшись и тремя словами. Она обнимала меня и что-то пыталась сказать языком с помощью азбуки Морзе, но я не понимал этой азбуки и немного соскучился. Я не раз порывался встать, но она меня удерживала. Я не очень понимал, зачем нам мерзнуть на лавочке и распаляться все больше и больше.

— То, что я тебе сейчас сказала… — шепнула она, отрываясь от моих губ.