Сергей Мильшин - Атаман

— Да ладно, схожу уже, раз решил, развеюсь. Да и не доверяю я им. Еще надует их дуканщик,

— Ну, смотри. Давайте там поосторожней. Никуда не лезь.

— Прорвемся, — он уже стоял в проходе и нетерпеливо поджидал, пока Сидоров, суетясь, подтянет ремень. — Плохо, солдат, в норматив не укладываемся. Вернемся, я тебе отдельно тренировку организую.

— Да, у меня в пряжке скоба зажалась.

— Вот вечерком и посмотрим, что у тебя и где зажалось.

Вокруг хохотнули «деды».

— Давай на выход, а то с вами до утра не соберешься.

Ребята быстрым шагом вышли из палатки. Волощук махнул товарищам, лениво поднявшим руки в прощании, и решительно направился следом.

До колючей проволоки добрались без происшествий. Малышев оглянулся на Волощука, ожидая команды. Тот осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, кивнул: «Действуй». Малышев склонился над «колючкой» и приподнял одну ослабленную проволоку. Этим путем ходили в кишлак уже несколько месяцев, как минимум, два подразделения полка: взвод связи и разведрота. Начальство пока эту точку перехода не обнаружило, и хорошо. Волощук незаметно перекрестился и вторым нырнул в приготовленный проход. Присел рядом с опустившимся на колено Сидоровым.

— Ну, что? Тихо?

— Угу, — буркнул Славка, пропуская Малышева под проволокой.

— Не «угу», а «так точно, товарищ сержант!» Учить вас все надо. Скоро полгода здесь, а все как молодые.

Сидоров примирительно улыбнулся:

— Мы же не на плацу, что «так точнать»?

Волощук сощурился:

— Марш вперед, разговорился что-то.

Ребята плечо к плечу пошли вперед. Сержант пристроился позади. Минут пять шли не разговаривая. Ночь растеклась душная. Небо, затянутое черными тучами, не пропускало лунного света, что связисты сочли за хороший знак — на каменистой равнине их силуэты не заметят, ни наши, ни «духи». «Дурацкий климат, — проворчал Волощук вполголоса, — сентябрь, а жарит как летом».

Петро Малышев быстро обернулся:

— А у вас на Западной Украине не так что ли?

Волощук сощурился:

— На моей Украине все не так. Все лучше.

— Так уже и все? — не поверил Славка.

— Так, заткнулись и шагаем молча, — оборвал сержант разговор. — Вон уже кишлак видно.

В густой темноте проявились первые саманные дувалы.

Дуканщик долго не открывал. Волощук еще раз крепко постучал в низенькую дверь кишлачного магазинчика — дукана:

— Во разоспался, или дома никого нет?

Но тут во дворе послышался скрип петель, и хриплый голос пожилого человека по-русски произнес:

— Да иду я, иду.

Ребята не успели насторожиться. Только на другой день, вспоминая последующие события, Малышев логично рассудил, что уже после этой фразы, сказанной афганцем по-русски, надо было тикать во все лопатки. Он сразу почувствовал, что здесь что-то не так — как это таджик-дуканщик среди ночи вдруг понял, что за дверью русские. Значит, видели их уже и ждали. Но командир в этой тройке был не он и потому промолчал. О чем сильно пожалел потом.

Калитка распахнулась и сильные невидимые в темноте руки буквально вдернули одного за другим связистов во двор. Они ничего не успели понять, кроме того, что влипли по полной. В руках у дуканщика горела короткая свечка, небольшой овал сумрачного света освещал окружившие их бородатые лица со злыми глазами, а на солдат смотрели, словно обрезанные, без пламягасителя дула автоматов.

— Вы чего, мужики? — растерянно пробубнил, вдруг заикнувшись, Волощук.

— Молчи, собака, — страшно прошипел пожилой бородатый «дух» с бородой клином, стоявший прямо перед сержантом, и мотнул стволом, — лечь, лицом вниз.

«Странно, — мелькнула в сознании у Малышева мысль, — по-русски говорит, почти без акцента». В следующее мгновенье ему грубо вывернули руки, и он почувствовал, как крепкая веревка стягивает запястья. Несопротивляющихся ребят, тыкая под ребра кулаками и жестко выламывая руки, связывали по очереди.

В одно мгновенье нас окружила целая толпа гомонящих мальчишек и девчонок самого разного возраста, все в балахонах неопределенного цвета. Они столпились в метре от нас и что-то живо обсуждали, тыкая то в меня, то в Женьку пальцами. Наверное, делились впечатлениями. Удивительно, но в их глазах я не увидел ненависти или злости, только легкое удивление и любопытство. Похоже, жители этого кишлака находились в стороне не только от главных дорог страны, но и от войны. Первый охранник живо поднялся и что-то сердито гаркнул. Дети враз оборвали гвалт и, насуплено поглядывая на строгого взрослого, нехотя отступили на пару шагов. «Дух» добавил еще пару, наверное, крепких выражений, и дети наконец разошлись. Но тоже не бегом, а не торопясь, я бы даже сказал, степенно. Это были первые дети за почти три месяца плена, которые мне понравились. Разогнав митинг несовершеннолетних, охранник снова уселся рядом с товарищем и, поставив автомат прикладом на землю, оперся на него.