П. Ёлкин - Тридцать пять родинок

Если паренек был не против, такие дела решались веселым пирком да за свадебку. А если паренька на родной африканской земле дожидалась черна девица, он в ответ своей временной подружке, как водится, заявлял: «На фиг, на фиг! Разбирайся сама!» Тоже вполне обычные слова, даже если их произносить на английском.

И вот тогда закипало дело об установлении факта отцовства — и здравствуй, советский суд, самый гуманный суд в мире!

По нашим гуманным советским законам каждому нерусскоязычному участнику процесса был положен переводчик — по желанию, конечно. И вот таким судебным переводчиком предложил мне подрабатывать Папа Док — по двадцать пять рублей за, так сказать, судный день.

Он бы и сам мог перевести все, что надо, но в делах об установлении отцовства вся линия защиты строилась по теме «А хрен его знает, который из них!».

То есть призванные на процесс свидетелями соседи и родственники заранее репетировали обличительные слова: мол, да-да, именно этот парень ходил к нашей дорогой девушке, узнаю его, конечно. Но в нужный момент в качестве свидетелей в зал заседаний входил пяток темнокожих ребят одинакового роста и в одинаковой одежде, и свидетелям предлагалось вот прямо сейчас, прямо на месте выбрать — кого же из них они видели 12 мая прошлого года выходящим из квартиры их соседки? Соседи и родственники вздыхали, разводили руками, шумно сморкались и под конец плевались в сердцах: «Блин, да кто ж их тут разберет??»

При такой линии защиты, когда главная мысль была «все они на одно лицо», очень яркая внешность Папы Дока в зале заседаний выглядела бы просто-таки диссонансом, поэтому лично присутствовать на заседаниях в качестве переводчика он не хотел.

Когда я с облегчением принял предложение подрабатывать переводчиком, Папа Док одобрительно похлопал меня по плечу, отчего я въехал в землю еще на пару сантиметров, повернулся и пошел к своей машине.

— Папа Док? — осторожно обратился я к его удаляющейся спине. — Так что про Мелиссу-то? Можно мне с ней гулять? Я, честно, не обижу!

Папа Док обернулся и ехидно хмыкнул:

— Не обижу… Ты, блин, себя в зеркало видел?

Впрягся я, стало быть, переводчиком подрабатывать. По тамошним временам 25 рублей были деньги немалые, тем более что судебные заседания длились всего часа по три, ну, даже если ждать очереди приходилось час — все равно получалось вполне шоколадно. Но риск… риск был, конечно, большой. Дело в том, что Папа Док каждый раз требовал с меня подробного отчета о заседании. Планировал, стало быть, линию защиты. И каждый раз я чувствовал себя главным героем боевика «Бегущий по лезвию бритвы».

Папа Док был воинствующим антирасистом.

Не, я понимаю, при его работе нелюбви к расизму избежать было просто невозможно. Но Папа Док начинал трястись от ярости при любом упоминании цвета кожи.

Единственный раз я услышал от него слово «негр», когда он излагал мне свою точку зрения по этому вопросу. По его словам, какие-то исследователи проводили в Америке опрос: «Согласились бы вы, чтобы ваша сестра/дочь вышла замуж за негра?» И они посчитали расистскими даже ответы: «Конечно, я был бы не против». Единственный ответ, который принимался как нерасистский: «А что такое негр?»

Узнав, таким образом, Папы-Докино видение мира, я старательно обходил в разговорах с ним любые упоминания цвета кожи или расы. Но как можно было деликатно обойти эту тему, когда защита почти во всех делах строилась именно на том, что все темнокожие студенты для простых советских граждан — на одно лицо? То есть, как только мы встречались и я заводил свой рассказ про суд, Папа Док начинал метаться по машине, стучать огромными кулаками по коленям, потом, разойдясь не на шутку, выпрыгивал на улицу и с криками «Свиньи! Тупые, безграмотные свиньи!» начинал отвешивать пинки и удары по деревьям и фонарным столбам, да так, что лоскутами слезала кора и крошился бетон. Отведя душу, он снова забирался в машину и, скрипя зубами, хватался за руль: «Продолжай!» Вы не можете себе представить, что такое — сидеть в машине с таким человеком, когда он в ярости. Это просто ужас, поверьте мне на слово, дорогие мои.

Короче, с трудом пережив несколько процессов, я решил для себя: с меня хватит. Ну все, ну не могу я больше, никакие деньги этого не стоят. Причины своего решения скрывать не стал.

— Хороший ты мужик, Папа Док, но из-за твоего фанатизма я просто трясусь от страха. Нервы не железные у меня, вот что!

— Я так и думал, — хмыкнул в ответ заместитель консула. — У тебя ж на морде написано, что ты трусишь.