Михаил Белозеров - Река на север

"А-а-а... наконец-то у тебя прорезались зубки", — подумал Иванов.

— Разговаривать с вами — все равно что держать волка за уши, — польстил он.

— Готов поспорить, — запальчиво произнес доктор Е.Во. и победно оборотился к господину Дурново: — Разрешите приказать?

— Вы же знаете, что там ничего нет, — поспешно огорчил его Иванов.

Исключение составлял маленький пакетик, который выпросил у него Савванарола. И об этом пакетике Изюминка-Ю, конечно, не знала. Но пакетик лежал в тайнике крышки стола, и его еще надо было найти.

— Знаем, — произнес господин Дурново. — Но проверим. Господин Е.Во., извольте вызвать машину. Пусть возьмут собаку...

Господин полицмейстер повернулся, и Иванов вдруг увидал у него на спине автомобильный номер — сплошные нули — и жовто-блакытный флажок сбоку. Ниже красовалась надпись: "Не уверен, не обгоняй!", а повыше, на спине: "Не спеши, дружок!". Впрочем, в следующее мгновение все пропало и казалось мнимым, как и бабочки на кителе. "Показалось", — решил Иванов.

— Вы же не будете отрицать наличие компрометирующих материалов? — спросил господин Дурново, проводив доктора Е.Во. взглядом и, опуская голову, оборотив к нему свое одутловато-нездоровое лицо. — Это было бы нелогично. Но мы можем с вами договориться...

Иванов удивился. По-настоящему за много времени он кому-то требовался.

— ...не сейчас, например, завтра, когда обыщем, пардон, вашу квартиру, — произнес господин Дурново, вставая. — Я сам вас отведу.

— Сделайте одолжение, — сказал Иванов. — Я польщен.

Наконец-то он поднялся с этого проклятого стула. Доктор Е.Во., цокая армейскими каблуками, как лошадь подковами, удалялся на слепящий плац. Господин Дурново подтолкнул к тайной двери:

— ...не хотелось вас расстраивать, но магистрат готовит указ "об узкоспециализированных лицах"...

Улыбка человека, много времени проводящего за душеспасительными разговорами. Участливые нотки в бодреньком голосе и вера в благополучие мироздания.

— Так что... сами понимаете... — то ли попробовал пошутить, то ли поперхнулся и тут же забылся, наткнувшись на свежую мысль. — Многое просить нельзя наперед. Повторяю: многое. Свободы, конечно, не прибавится, климат изменится, реки потекут вспять, моря обмелеют... доллар упадет, впрочем, сами понимаете, куда всех несет, словно... словно... впрочем, я оговорился, не обращайте внимания, мысли вслух...

— Ага... — вставил Иванов, вспомнив, что это любимое междометие Гд. — Как мне идти?

— Конечно, руки за спину. Но, в принципе, ничего не произойдет. Повторяю: ничего! И не изменится. А вот это уже наша задача.

— Так я и подозревал, — сказал Иванов. — Разговаривать можно?

— Знайте! — полуобернувшись, запальчиво и коротко поднял палец: — Дыма без огня не бывает! — И между делом указывая: — Конечно, можно.

Над ухом упорно торчал длинный седой волос. Бровь, сердито вопрошая, топорщилась.

"Зачем это ему? — подумал Иванов. — Все эти извороты, выгибания, кто кого поймает на слове, на грехе, подложит свинью, а потом и с ним поступят так же".

Шли по туннелю, выложенному белой кафельной плиткой, буднично, словно в подсобках какого-то ресторана, где в проходных помещениях повара в белых колпаках изумленно отрываются от своих дел, где бесшумно скользят официанты с подносами и пахнет подгоревшим маслом.

— Что это значит? — спросил он. — Война всех против всех?

— Принудительное лечение трудом, — пояснил господин полицмейстер, грузно поворачиваясь в узком пространстве. — Потом сами расскажете...

Заулыбался.

— Значит, искусство вам не нужно?! — удивился Иванов.

— Не так громко. Смотря какое! Санкюлотское — нет. Клериканское — да. Слишком долго вы властвовали. Санкюлотский язык скоро полностью запретят. Не забывайте о законе об аннулировании гражданства для лиц, принадлежащих к национальному меньшинству. Дело даже не во мне, — напомнил господин Дурново и замедлил шаг. — Во всем должен быть порядок, и вас тоже переучат, учтите.

— Спасибо, — открестился Иванов.

Вошли в лифт.

— В люкс! — приказал господин Дурново, и охранник молча поднял их на шестой этаж. Кабина долго скрипела вдоль голых кирпичных стен.

— В принципе... в принципе, я не разделяю точку зрения некоторых членов... правительства... Но для искусства еще не наступило время, тем более для вашего... санкюлотского. У вас есть патент на писательскую работу? То-то, значит, вас не будут публиковать.

Мышиный цвет придавал стенам унылый вид. Навстречу двигался уборщик с веником и совком.