Эйтан Финкельштейн: Пастухи фараона

К предложению Сената представить соображения по части устройства еврейского народа в Российской Империи Иван Григорьевич Фризель отнесся со всей серьезностью. Европейски образованный, он был знаком с постановкой еврейского дела в Германии и в Австрии. Но и собственный его опыт был велик. За долгие годы военной и гражданской службы Фризель не раз сталкивался с евреями, то разбирая их тяжбы с магистратами, то выслушивая жалобы евреев на помещиков, а крестьян — на евреев. Случалось ему вмешиваться и в споры между самими евреями. Так что неустроенность этого народа, а равно и необходимость реформировать его жизнь сверху донизу представлялись Ивану Григорьевичу непременными. В запросе Сената литовский губернатор увидел желание правительства в Петербурге наконец-то решить еврейскую проблему, решить в масштабе государственном, решить на века. Не мешкая, Фризель дал указание предводителям дворянства из всех уездов Литвы предоставить ему мнения по этому вопросу, а сам с головой ушел в изучение экономического положения евреев, устройства их общины, пытался постичь, в чем состоят расхождения между хасидами и раввинистами.

И чем глубже вникал Фризель в суть дела, тем тверже убеждался — урегулирование еврейского вопроса возможно в том лишь случае, если в расчет приниматься будут не только интересы помещиков, горожан и крестьян, но и нужды самих евреев. Источник еврейских бед Иван Григорьевич видел в угнетении их помещиками, в неурегулированности отношений с крестьянами, но прежде всего — в общем неравноправии евреев с христианами. А плюс к тому, и в замкнутости еврейской общины, внутри которой безраздельно властвовал кагал [22] Кагал — община. Форма еврейского самоуправления в Польше и Россини до 1844 г. Правление общины. .

Чтобы одним ударом разрубить гордиев узел, Фризель предложил уравнять евреев в правах с христианами. «Коль скоро евреи в качестве купцов, ремесленников и земледельцев будут уравнены в правах и обязанностях с соответствующими сословиями христиан, — писал он, — то и кагал утратит функции сборщика налогов и судебного учреждения. В результате, уничтожились бы кагалы, а с ними и тысячи несправедливостей».

Гражданское равенство вместе с обязательной общеобразовательной школой должны были, по замыслу губернатора Литвы, ослабить фанатизм и распри внутри еврейского сообщества. «Необходимо искоренить все секты, суеверие, запретить настрого вводить новости, которыми обманщики, обольщая чернь, погружают ее в большее невежество. Нужно обязать евреев обучать своих детей в публичных школах, производить все дела на польском языке, носить одежду общего покроя, вступать в брак не ранее 20-летнего возраста». В апреле 1800 года Иван Григорьевич препроводил в Сенат мнения предводителей литовского дворянства, снабдив их собственной запиской. Дело оставалось за малым — провести реформы в жизнь.

Не так-то быстро реформы в России делаются, как записки о них пишутся!

Мы приехали в августе. Пока папа нашел подходящую школу, пока договорился с директором, занятия уже начались. В первый день мама велела мне надеть гольфы с застежками, белую рубашку, пиджачок и галстук. Сестра сделала пробор и чем-то его побрызгала — «Чтоб держался!» Папа вручил свой старый портфель: «Это на первое время, скоро купим другой». Договорено было, что папа отведет меня в школу и сдаст директору, который проводит меня в класс. Но директора почему-то не оказалось на месте, секретарша спросила, как меня зовут, повела пальцем по длинному списку: «Тебе в четвертый «бэт». Поднимешься на второй этаж, пятая дверь направо».

Я поднялся по лестнице, нашел дверь с табличкой «4-бэт». За дверью было шумно, я немного постоял, набрал воздуха и вошел. Три десятка голов разом повернулись в мою сторону. Наступила тишина. А потом раздался хохот. Да какой хохот! Разлохмаченные, встрепанные мальчики и девочки в пестрых рубашках, в шортах и сандаликах на босу ногу показывали на меня пальцами и валились от смеха. Я побрел вдоль парт, но, когда подходил к свободному месту, мне тут же кричали «Тафус» — Занято! Что же мне делать, если меня никто не пустит? Ноги подкашивались, слезы накатывались на глаза, как вдруг кто-то твердо сказал: «Шев!» — Садись! Мальчик в клетчатой рубашке с пышной вьющейся шевелюрой отодвинул свой ранец, освобождая мне место.

По матери Габи был саброй Бог знает в каком поколении, его отец — высокий, представительный литвак — был родом из Шавлей [23] Литвак — еврей-выходец из Литвы, Шавли — местечко в Литве. Ныне город Шауляй. . Звали его Арье, но немногословная хозяйка дома, мать Габи, называла его «Лева». Между прочим, Арье был большим любителем преферанса; разминая колоду, он то и дело приговаривал: «Преферанс — игра русских аристократов».