— Я только и делаю, что объясняю вам это. Вы услышали, но не поняли. В том разговоре Эйнштейн сказал нам с «иезуитом» следующее: «Я встречался с премьер-министром Израиля, и он попросил меня сделать одну вещь. Сначала я воспротивился его идее, но теперь принимаю ее и хочу, чтобы вы оказывали мне содействие в осуществлении этого проекта».
— Он так и сказал? Попросил, чтобы вы помогали в создании… э-э-э… атомной бомбы упрощенной конструкции?
У бодхисаттвы вдруг изменилось выражение лица.
— Атомной бомбы? Как это?
— Разве проект «Формула Бога» не имеет отношения к атомной бомбе?
Тензин с удивлением посмотрел на Томаша.
— Нет, разумеется.
Томаш перевел взгляд на Ариану.
— Вот видишь? — улыбнулся он. — Что я тебе говорил?
Иранка сидела, подавшись вперед, чтобы не упустить ни слова.
— Но какова же, объясните, — вырвалось у нее, — конечная тема проекта «Формула Бога»?
— Шунрю Судзуки сказал: «Поняв полностью одну-единственную вещь, ты поймешь все».
Тензин Тхубтен вознес вверх руку и изящным круговым движением, как в китайской гимнастике, опустил ее, а затем, сделав знак проходившему мимо монаху, попросил принести чая. И только тогда вернулся к вопросу своих гостей.
— Это величайшее изыскание из когда-либо предпринимавшихся человеческим разумом с целью получения ответа на главную загадку мироздания.
Томаш и Ариана выжидающе смотрели на него, не в силах подавить мучительное беспокойство. Бодхисаттва улыбнулся:
— Речь идет о научном доказательстве бытия Бога.
К сидевшим под деревом приблизился монах с подносом и, поприветствовав Тензина Тхубтена и его гостей глубоким поклоном, вручил всем чаши, наполненные горячей дымящейся жидкостью. Томаш, учуяв характерный запах, на мгновение отвернулся, чтобы не выдать своего отношения к напитку. Им с Арианой не терпелось поскорее услышать подробный рассказ о проекте Эйнштейна, а вместо этого, кажется, придется глотать тошнотворное пойло.
— Учитель, — обратился к тибетцу Томаш, не осмеливаясь притронуться к чаю, — объясните нам, в чем заключается «Формула Бога»…
Бодхисаттва величественным жестом велел ему умолкнуть.
— Шунрю Судзуки сказал: «Дух новичка вмещает много возможностей, но мало их содержит дух мудреца». Всему свое время. Сейчас настало время для чая.
Португалец без энтузиазма посмотрел на содержимое своей чаши, не находя в себе сил поднести ее к губам. Может, ему следует что-то сказать? Или просто собрать волю в кулак и молча влить в себя маслянистую бурду? А что если поблагодарить и отказаться, не нарушит ли он правил тибетского этикета? Нет ли какого-то хитрого предлога, уклониться от чаепития?
— Учитель, — наконец решился он, — нельзя ли попросить чего-нибудь еще кроме… э-э-э… чая?
— Чего вы желаете, кроме чая?
— Не знаю… ну, немного перекусить. Признаюсь, после сегодняшней дальней дороги я несколько проголодался. — И, взглядом призывая Ариану в союзники, спросил ее: — А ты как?
Иранка кивком головы подтвердила, что она тоже не откажется, если ей предложат поесть.
Бодхисаттва что-то сказал оставшемуся прислуживать монаху, и тот моментально отправился исполнять его указание. Тензин молчал, сосредоточив внимание на своей чаше, будто в целом мире не существовало в тот момент ничего важнее чая. Томаш попытался было спросить его, как дальше развивались события в Принстоне, но старец, пропустив вопрос мимо ушей, ответил нравоучительным изречением.
— Мудрость Дзэн гласит: «И речь, и безмолвие нарушают порядок».
Пока тибетец пил чай, гости не обмолвились ни словом.
Вскоре вернулся монах. На сей раз у него на подносе был уже не чайник, а две миски с чем-то, судя по облачкам пара, горячим. Опустившись на колени, он протянул их Томашу и Ариане.
— Thukpa, — сказал послушник с улыбкой. — Di shimpo du.
Никто из двоих не понял его слов, но оба поблагодарили:
— Thu djitchi.
— Thukpa, — повторил монах, указывая на миски.
Томаш опустил глаза: в миске был аппетитный на вид суп-лапша с мясом и овощами.
Они с удовольствием съели суп, пожалуй, не столько из-за его вкусовых качеств, сколько из-за того, что проголодались. Томаш не относился к числу поклонников тибетской гастрономии. Нескольких дней пребывания в Тибете ему хватило, чтобы разобраться, что местные блюда не отличаются ни разнообразием, ни изысканностью. Он счел положительной стороной китайского присутствия в Тибете бесчисленные китайские рестораны.
Читать дальше