Жозе Душ Сантуш - Формула Бога

— И чем вы занимались?

— Многим. — Он снова засмеялся. — Главным образом проказничали и дурачились. Знаете, в доме Эйнштейна на Мерсер-стрит висел на втором этаже портрет Махатмы Ганди, и однажды мы пририсовали ему гитлеровские усики. Старик от нашей выходки пришел в ярость, у него даже волосы встали дыбом! Вы бы видели…

— Но разве вы не занимались совместной работой?

— Конечно занимались. Эйнштейн в тот период был сосредоточен на очень сложном и амбициозном проекте. Он разрабатывал теорию, которая сводила бы к единой формуле объяснение действия гравитационной и электромагнитной сил. Стремился создать, так сказать, обобщающую теорию мироздания. Он вовлек нас в эту работу. Мы с Аугушту проверяли его выкладки. Этим мы занимались примерно с год, но в пятьдесят первом Эйнштейн пригласил нас к себе в кабинет и сообщил, что отстраняет от проекта. У него появилась для нас другая работа. За неделю или две до этого, когда точно, не знаю, Эйнштейн принял у себя дома важного гостя — тогдашнего премьер-министра Израиля. В ходе беседы из уст израильского правителя прозвучал серьезный вызов ученому. Сначала Эйнштейн, очевидно, противился, не хотел отвечать на этот вызов, однако по прошествии нескольких дней все-таки воодушевился и решил взяться за работу. Поэтому он и вывел нас из проекта единой теории поля и подключил к новому проекту — весьма конфиденциальному, если не сказать секретному. Эйнштейн присвоил ему кодовое название, — поведал Тензин. — Он назвал его «Формула Бога».

Воцарилось глубокое молчание.

— В чем же заключался этот проект? — впервые вступила в разговор Ариана.

Бодхисаттва слегка поворочался на подушке, прогнулся в спине и, приложив ладонь к пояснице, поморщился от боли. Затем обвел взглядом полутемное помещение, освещенное лишь свечами из ячьего жира да отблесками огня из печки, и глубоко вздохнул.

— Вы не устали пребывать в замкнутом пространстве?

Нервы у Томаша и у Арианы натянулись как струны. Оба сгорали от желания услышать ответ. Перед ними сидел человек, который, несомненно, знал ключ к разгадке.

— Так в чем же состоял проект? — В голосе Арианы явственно слышались нотки нетерпения.

Бодхисаттва излучал спокойствие.

— «Гора остается горой, и путь всегда к ней тот же, — нараспев продекламировал он и, приложив руку к груди, завершил изречение: — Что изменилось в самом деле, так это мое сердце».

Гости недоуменно переглянулись.

— Что вы хотите сказать?

— В этой комнате действительно темно, а истина всегда остается истиной. Сердце мое устало быть здесь. — Он величественным движением повел рукой в сторону двери. — Пойдемте отсюда.

— Куда?

— К свету, — ответил Тензин. — Я освещу вам путь.

Выйдя из храма Майтрейя, расположенного в верхней части монастыря, они спустились по лестнице из черного камня и повернули налево. Томаш помогал бодхисаттве, поддерживая его под локоть. За ними, прижимая руками к груди три подушки, шла Ариана. Проследовав по узкому проходу вдоль ряда часовенок, они вошли в дверь и попали в обсаженный деревьями тихий дворик, над которым возвышался большой дворец панчен-ламы.

Находившиеся во дворе монахи встретили Тензина Тхубтена почтительными поклонами. Бодхисаттва остановился и ответил им приветственным жестом. Затем возобновил движение в направлении одного из деревьев, предварительно указав на него своим спутникам.

— Юнь-мэнь говорил, — сосредоточенно ступая, молвил он: — «В пути только иди. Садясь, только сиди. Превыше всего — не сомневайся».

Томаш помог старцу опуститься на принесенную Арианой большую подушку, которую иранка заботливо уложила под облюбованным им деревом. Гостям хватило беглого взгляда, чтобы убедиться в правильности выбора места: поскольку листва здесь частично пропускала солнечный свет, в кружевной тени было и не жарко, и не холодно.

Тибетец поднял взгляд на оставшихся стоять и молча взиравших на него чужестранцев.

— Будда сказал, — снова речитативом заговорил он: — «Сядь, отдыхай и работай. Наедине с собой. На краю леса живи счастливо, без желаний».

Оба поняли приглашение и, положив подушки на землю, сели перед бодхисаттвой.

Все хранили молчание.

Издалека доносились песнопения монахов, читавших хором тексты священных мантр. Естественным фоном, как шуршание о берег тихой морской волны, по монастырю разливался приглушенным эхом гортанный звук «ом», первопричинный сакральный слог, что предшествовал появлению мира. Создавшая все и вся единая космическая вибрация. В кронах деревьев, беззаботно порхая с ветки на ветку, нежно щебетали мелкие птахи. Здесь ото всего веяло уютом, спокойствием, незыблемостью устоев, сама обстановка располагала к созерцательности, духовному возвышению в непрестанном поиске истины и постижении ее сути.