Прощание с Арбатом
Кроме стритовой арбатской жизни, не было другой. Да и эта была только отчасти. Я не принимала участия в пышных попойках после концертов, не любила путешествовать по московским впискам, побаивалась полууголовного воздуха системы. Но в снах они были прекрасны: Лешка Хоббит в вечной голубой рубашечке, Дрон с гневным лицом, с развевающимися волосами, немыслимо длинный Собака, похожий на индейца.
«Нам приятно говорить о нем как о живом…»
Дмитрий Петров в нескольких интервью, предваряющих публикацию его книги “Аксенов” (М., “Молодая гвардия”, 2012), не без гордости сообщает, что издательству его рекомендовал Дмитрий Быков. Биография Пастернака, написанная Быковым (серия “ЖЗЛ”), собрала все мыслимые премии и наверняка подняла рейтинг и репутацию издательства. Биография Окуджавы, если не собрала должное количество лавров, так скорее всего потому, что жюри многочисленных наших премий подустали от кипучей энергии и плодовитости Дмитрия Быкова. Собирался Быков писать и биографию Аксенова. Но, видно, понял, что даже при его нечеловеческой работоспособности всех задуманных проектов не осуществить. Мне жаль, что Быков не написал эту книгу. Он как нельзя более подходил для этой задачи: он знал Аксенова и был под обаянием его личности, он ценит его прозу, но и прекрасно понимает характер претензий к ней, он умеет работать с документом, его литературоведческий анализ интересен и умен, а его рассказ увлекателен.
Всех этих качеств, к сожалению, лишен Дмитрий Петров. Кроме разве одного: он любит Аксенова (что в нынешнюю эпоху развенчания писательских авторитетов большая редкость). Но одной любви для биографа мало. Да любовь иногда и мешает: она порой вступает в конфликт с истиной. И тогда, как едко заметил Роман Арбитман (“Профиль”, 16 апреля 2012), “вместо человека с редкостным литературным даром, непростым характером и трагической судьбой то и дело возникает какой-то пряничный рыцарь с леденцовым щитом и плюмажем из сахарной ваты”.
Роман Арбитман, как можно уже догадаться по этой цитате, в своей краткой рецензии (скорее — скептической реплике) книгу Петрова разнес в пух и прах — за дурновкусие, стилистическую глухоту, обилие ошибок, а пуще всего — за сусальный образ писателя.
Сергей Костырко (“Русский журнал”, 2012, 2 мая), напротив, книгу одобрил, но не без оговорок и какого-то сочувственного снисхождения. Дескать, автор “по мере сил расчищает путь для уже более глубокого и серьезного разговора об Аксенове с новой читательской аудиторией”. Но при этом не преминул заметить, что содержащиеся в книге сведения из жизни Аксенова “так и не выстраивают <���…> законченный сюжет его биографии” и что “при обильном цитировании и комментировании произведений Аксенова остается невыполненной работа литературоведа — в книге нет ответа на вопрос, каким был вклад Аксенова в эстетику русской литературы”.
Ничего себе мелкие недочеты. Думаю, что по природной доброжелательности Сергей Костырко искал, за что похвалить дилетантскую книгу, а по профессиональной добросовестности не мог оставить уж вовсе без внимания ее очевидных провалов. Но если бы дело ими и ограничивалось!
Первый биограф писателя имеет огромные возможности: перед ним непаханое поле. Еще живы современники, ровесники и младшие друзья, члены семьи, еще не тронут личный архив писателя, еще не запущены в оборот документы, которые потом станут всеобщим достоянием. Не случайно первые биографы великих деятелей русской культуры не спешили создавать жизнеописание: они торопились собрать “материалы к биографии”. Так поступил Юрий Анненков, готовя первое собрание сочинений Пушкина: опросил друзей и многих, знавших поэта, собрал выписки из бумаг Пушкина и документировал едва ли не каждый день его жизни. Так поступил П. А. Кулиш, издатель Гоголя и его первый биограф, сознательно ограничив свою задачу подготовкой “сборника сведений о Гоголе”. Более поздний биограф Гоголя, В. И. Шенрок, тоже не решился писать биографию, а лишь — “материалы к биографии”. Так поступил С. М. Лукьянов, крупный ученый-физиолог и первый биограф Владимира Соловьева, ограничив свою задачу собиранием материалов и оставив дело составления литературной биографии будущему.
Аксенов, конечно, хоть и провозглашен классиком современной литературы, вряд ли вызовет к жизни отрасли науки, каковыми являются пушкинистика, гоголеведение и соловьевоведение. Но это не отменяет миссии первого биографа, состоящей в возможно более полном привлечении исчезающих документов — свидетельств людей, лично знавших писателя.
Читать дальше
