Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея

— А моя ушла.

— Ясно. Но меня интересовало не это.

— Ты сам спросил.

— Я спросил, почему ты не смогла бы жить здесь зимой. Я не спрашивал, почему ты не смогла жить в лесах, где родилась. А теперь, пора отсюда сматываться побыстрее! Нужно еще заехать к старикам за цветами… Мы поедем на деревенское кладбище. Мне хочется взглянуть на настоящую могилу Ингве Фрея… Все-таки не понимаю, как у стариков могла родиться эта странная идея насчет памятника старины?.. Глупо! Нет ничего скучнее памятников… Ты все же скажи, почему не смогла бы здесь жить?

— Я этих стариков знаю, — сказала Анита. — Я узнаю их глаза. Они — лишние, и чувствуют себя лишними, понимают, что все сделанное ими — ненужно и бесполезно. Я, в отличие от тебя, не боюсь леса, но не хочу видеть этих людей, положивших жизнь на клочок земли, который через пятнадцать лет зарастет лесом. Через пятнадцать лет на месте Выселок будет шуметь лес.

— И из-за этого твоя мать ушла в море?

— Нет, не из-за этого. Но стариков я знаю.

— Не такие уж они несчастные, — сказал Петтерсон. — Если человек способен на шутки вроде этого памятника старины, не такой он несчастный… Хотя кто знает… Сапожник ведь сказал, что ничего они не придумывали, а просто нашли у себя кое-что постарше их самих… Ясное дело, старость — не радость. А они — старики. Но они молодежь по сравнению с Ингве… А теперь, поехали!

— Можно я немного покрашусь?

— Нет, нельзя, — отрезал Петтерсон. — Побудем какое-то время ненормальными! Сольемся с этим ненормальным местом!.. Это ж ненормально, что сюда не ходит автобус! А чертов поп лежит себе вверх брюхом на Канарских островах.

— Нам бы лежать рядом.

— А шведское лето? Говорят, что нет ничего лучше нашего шведского лета. И что тебе нужно, если у нас здесь — и озеро с кувшинками, и лодка, и солнце.

— А сами мы едем в город.

— Конечно. Не можем же мы торчать здесь целый день! Сама должна понимать… И потом эти две скотины: они стоят и глазеют на нас. От одного их вида можно спятить… Поехали, дорогая фру, поехали!

Петтерсон пошел к машине.

— Где твоя камера? — спросила Анита.

— В машине.

— Сфотографируй лосей!

Петтерсон остановился. Улыбаясь, он повернулся к Аните.

— Ну нет, такую цену я за свой душевный покой платить не намерен. Эту рогатую скотину, солнце в воде и холм с лесом я и так запомнил. К чему же еще снимать?.. Ни к чему! Все равно такого снимка я не осмелюсь показать никому… Я должен сфотографировать тебя. Все остальное — просто фон. А у меня такое чувство, что скотинка на озере не захочет быть просто фоном. Глупейшее положение. У меня на руках два диких лося и девка, чья мать ушла в море… Еще немного, и я наймусь на работу в какой-нибудь «Евангелический листок»… Я ведь не имел раньше дела с двумя лосями и девкой, чья мать ушла в море… И не приходилось мне сидеть и болтать запросто утром — да еще в понедельник — с двумя старыми лапотниками. Единственное, что я здесь понимаю, — это памятник старины. Это, пожалуй, знакомо… Буду держаться этого памятника.

Впрочем, ты права, — неожиданно закончил свою тираду Петтерсон. — Лосей сфотографировать надо.

Петтерсон достал из машины фотокамеру и штатив.

Он взглянул в камеру и, ввинтив телеобъектив, отступил на шаг.

— Взгляни!

Сам Петтерсон опустился рядом на камень.

Анита посмотрела через объектив.

— Мрачновато, а? — сказал Петтерсон. — Теперь поправь резкость и нажимай на спуск. Сними их сама! Я боюсь, у меня просто руки трясутся от страха… Я тебе рассказывал о своем детстве? Оно тихо и мирно прошло в Стокгольме в доме на улице Томтебугатан. И за все время, что я прожил там, никто даже не намекнул мне, что когда-нибудь я столкнусь с двумя дикими лосями носом к носу. Никто не предупредил меня, что судьба может заготовить такое испытание. Я видел парочку-другую чудаков за вокзалом Карлберг, вот и все. Потом я научился щелкать камерой и делать нужную заказчикам дешевку. Сейчас я понимаю, нужно бы больше заботиться о качестве. Но кто заплатит мне за это качество? Вряд ли кто будет пускать слюни перед снимком настоящего дикого лося… История твоего детства, Анита, прямо-таки сразила меня в самое сердце… Только как, черт побери, положить ее на музыку для гармошки? В Швеции ведь обожают нашу деревенскую гармошку, хотя она не переставая врала и врет шведам… Пусть только кто-нибудь попробует переложить для нее мою «Жизнь на улице Томтебугатан». Я сразу уличу его во лжи… Но внешне ты, Анита, не похожа на деревенскую.