Стиг Клаэсон: Мы Любим Ингве Фрея

В древней «Саге об Инглингах», написанной, как считается, в начале XIII века, сказано: «Фрейр заболел, и, когда ему стало совсем плохо, люди стали совещаться и никого не пускали к нему. Они насыпали большой курган и сделали в нем дверь и окна. А когда Фрейр умер, они тайно перенесли его в курган и сказали шведам, что он жив, и сохраняли его там три года. Все подати они ссыпали в курган, в одно окно — золото, в другое — серебро, а в третье — медные деньги. И благоденствие и мир сохранялись. (…) Когда (же) все шведы узнали, что Фрейр умер, а благоденствие и мир сохраняются, они решили, что так будет все время, пока Фрейр в Швеции, и не захотели сжигать его, и назвали его богом благоденствия, и всегда с тех пор приносили ему жертвы за урожайный год и мир». [1] Пер. М. И. Стеблин-Каменского. — В кн.: Круг Земной. М., 1980, с. 16.

У Ингве Фрея (это шведский вариант написания имени языческого бога Ингви Фрейра), о котором много вспоминают герои настоящей повести, было другое имя и фамилия. Ингве Фреем его назвали в честь военного корабля, потому что, как сказано в книге, он был солдат, а «солдатам специально давали короткие клички, чтобы ими удобнее было командовать».

Но книга Стига Клаэсона в целом не о нем, хотя в повести, как и в саге, фигурирует «древнее захоронение» и даже находятся люди, берущиеся защищать могилу Ингве «от всяких гробокопателей и ловцов легкого счастья», хотя они прекрасно знают, что «могила» эта — вовсе не могила, а просто остатки фундамента старого дома, где некогда обитал настоящий Ингве Фрей, шведский солдат на поселении, доживший до весьма преклонного возраста 102 лет.

Что это? Анекдот? Шутка? Мистификация?

И то, и другое, и третье. Хотя есть у истории, рассказанной шведским писателем, и более серьезный, можно сказать, трагический смысл. «Мы любим Ингве Фрея» — повесть-предупреждение, напоминание о том, что «нерушимая» связь времен может нарушиться, может «порваться» и тем самым поставить современного человека на грань существования, за которой кончается многовековая культурная традиция и начинается духовный вакуум, с легкостью заполняемый модными сиюминутными стереотипами поведения, не имеющими твердой нравственной основы.

Конечно, крестьянская культура, об исчезновении которой с болью и горечью пишет шведский писатель, это только часть культурного наследия нации, хотя и очень важная его часть. Герои Клаэсона, престарелые хуторяне, оказались в обстановке «культурного вакуума» не по своей вине, просто они пережили свое время, и время же, согласно неведомым и непостижимым для них законам — скажем точно — капиталистической рационализации сельскохозяйственного производства, разрушило их деревенскую среду, лишив ее основы — осмысленного целенаправленного труда, ставшего ненужным. Теперь, когда и для этих крестьян стала актуальной «проблема досуга», у них есть время поразмыслить о прошлом и понять: именно тяжелый, подчас непосильный труд наполнял их жизнь содержанием, он был их проклятием, но он же был и источником их представлений о красоте, радости жизни. Теперь, когда труд стал бессмысленным, стала бессмысленной и их жизнь, их народная культура. Им некому передать свою землю и традиции. Они — последние.

«Последними», хотя и в несколько ином смысле, ощущают себя и наезжающие на хутор молодые люди: разбитной фотограф Петтерсон и его подруга Анита. Они — последние, кто видит почти нетронутую красоту ночного озера, ведь в своем весьма практичном воображении Петтерсон уже строит планы коммерческой застройки его берегов мотелями, гриль-барами и доходными пансионатами. Планы эти, по его мнению, вполне может осуществить человек менее совестливый, чем он сам, Петтерсон.

У него, парня довольно жесткого и уже загрубевшего в жизненных баталиях, находится достаточно сочувствия к престарелым обитателям хутора — настолько поражают они стойкостью, терпением и усмешкой, с которыми переживают свою старость и одиночество, хотя вся обстановка на хуторе кричит о переживаемой здесь трагедии. Поэтому, отвечая на спокойные сетования одного из крестьян на искусственную изоляцию, на то, что общество бросило их на произвол судьбы, Петтерсон честно предупреждает: «Сейчас вы свободны. Вы, хоть и заперты в лесу, но свободны… Ты привык общаться с людьми, ты с шумихой справишься. Но остальные не справятся. А когда власти заметят, что вы не справляетесь, вас увезут отсюда силой».