Валерий Пудов - Приключения Трупа

И давал по газам рукой.

А какой вопрос с неживого?

А такой: никакого!

А бывало, оставлял мертвец на бланке расписку: и немало, и без риска. Продавец трепетал над ней, не дыша, но не снимал в банке ни пая, ни гроша: злодей — не живая душа!

А контролер объяснял:

— Вздор! Счет — его, но — для наследников. А сам, бедненький, ничего вам не подмахнет. Не живет!

А еще случалось, что торговалось горячо, и кладь погрузили в фуры, а забыли — малость: пересчитать купюры.

Судили-рядили, и вдруг под шумок — стук.

Причина — из автомобиля дымок. Машина снималась с тормозов и — наутек.

Продавец и покупатели голосили, как приятели:

— По коням!

И на зов — в погоню!

Ловили, а кузов — без грузов.

И улов — мертвец у баранки.

Приезжала служба и — без затей:

— Ваши останки?

Пострадавшие — дружно:

— Кидала — ничей! Амбал из бичей!

Продавец угрюмо возвращал сумму, а поклажу переоформлял в кражу.

А чихал на пропажу и не впадал в детство, не поднимал шума и зачехлял боевые средства — получал чаевые: за накал экзамена и на бегство от хозяина.

На склад деловой Труп поступал в бушлате, как живой сторож на зарплате.

Стоял заморыш, как дуб и вождь: и в град, и в шквал, и в дождь.

Принимал ящики без объятий — не тискал, как киску и артистку, а доверял печати.

Чужой рукой писал расписку — помогали мальчики: разминали пальчики.

А потом выдавал номер: разделывал под орех, без экономий, товар и на развале зажигал пожар. Не сам, но за всех — и там, и сям!

На погром приезжал ошалелый хозяин и трепетал у развалин: склад разъят — вверх дном и пуст, а кладовщик сник — упал без чувств и, кроме того, помер. И невдомек: то ли украл для кого и поджег, но опоздал и не утек, то ли без воли попал под грабеж, а от него и под нож.

Конец бывал и другой: мертвец исчезал, как живой. Даром, но — с товаром!

Служил покойник и на перевозке.

На вид — не броский, как обноски, и без сил, а вынослив был, как поддонник, отходчив, как подъемник, и настойчив, как пресс. И габарит имел подходящий для дел, и вес.

Поступал на терминал в упаковке и ловко подменял грузы: влезал в кургузый ящик и выступал по накладным то свежим продуктом, то нежным сухофруктом, то листовым железом и другим металлом и стройматериалом, а то и немарким подарком друзьям-проказникам — к выходным и праздникам: пальто, манто или чайником.

Умело выдавал тело за материал то отправитель — сущий любитель сюрпризов, то грузчик, когда бросал вызов и крал или когда допускал крен и разрывал пакет по ошибке — рассыпал вещество, но без труда заметал след рассыпки: взамен того клал своего.

Ради праздности наповал убитого не отвергал мертвец и обязанности экспедитора.

Сопровождал молодец товар, сурово глядя вокруг, нагишом и с ножом в теле. Вызывал и жар, и испуг у любого грабителя и вора, который стремительнее зайца удирал без прока и цели, как от трамвая и тока, не желая мараться в мокром деле.

А если груз при этом исчезал, раздетый не рыдал, как трус и карапуз, и не искал мести, как бутуз. Рвал волосы на себе — получатель: стенал дурным голосом о судьбе, кричал «мама!», ворчал, что с ним драма и упрямо, как правдоискатель, посылал телеграммы партнеру — призывал к разговору.

Но тот, получив предоплату, не внимал вздору и писал адресату:

«Приятель! Обратись к вору. Он надысь жмот и суетлив. А закон — справедлив. Вот!»

И повышал мертвецу зарплату.

За что поощрял? А за то: урод, а не пьет, в загул — не сбежал, добро — вернул, доход — прибавлял.

Старо, как перо в бюро, а подлецу — к лицу!

А однажды куролесил Труп экспедитором в рейсе не менее хитром.

В дороге поклажа пропала, но не ноги отыскала, не щуп и не поддувало.

Водитель объяснял преступление с терпением и без гнева, как повторял слова припева:

— Отъезжал мой хранитель живой. Читал в накладной. Но едва разбросал барахло налево — пострадал головой. Из-за натуги не повезло ворюге на услуги!

Криминал — не на улице, а на мертвеце, как курица — на яйце!

Покойник, как подоконник, ни на что не в обиде. Кто поверит, что работу принимал в своем виде? Что двери фургона открывал и поддоны разгружал не живьем? Что не дышал, а при том заботу проявлял об одном: о дорогом спутнике — злом преступнике?

Тут и суд присяжных скажет:

— Экспедитор — виноватый и убитый, а шофер — вороватый, но — не вор.

Владелец похищенного, плача, рассуждал иначе.