Внизу шёл допрос. В холле толпился народ, среди которых я увидел четырёх белых. Это были мужики пенсионного возраста с закрученными назад руками, избитые до полусмерти. Молодые негры держали их за руки и за волосы, и шумно обсуждали детали поимки, изредка пиная пленных куда попало. Из диалогов я понял, что ночью этих людей поймали на реке. Они пытались проплыть мимо Монтгомери в лодке.
Ко мне подошли кубинцы, и встали по бокам. Вояки из толпы глянули на меня, но не проявили никакого интереса. Видимо, они были в курсе, что сам апостол разрешил какому-то белому тут остановиться. Через пару минут я разобрался, что пленные тут – не только белые. Со связанными руками стояли и трое чернокожих. Их лица были не так измочалены, но, судя по выражению остановившихся глаз, они понимали, что их ждёт через минуту. Вышел Смит, и приказал всем выходить на улицу. Народ полез через сломанные турникеты, выбитые окна и двери. Один из белых бросил взгляд в мою сторону. Не знаю, разглядел он меня или нет заплывшими от синяков глазами, но по мне пробежала дрожь. Пленников выволокли на середину площади, и бросили около фонтанов. Смит вышел вперёд, и стал по бумажке зачитывать приговор от имени первого президента Независимой Нахрен Алабамы. Я смотрел на приговорённых, и чувствовал себя муравьём. Я ничем не мог помочь бедолагам, вся вина которых, оказывается, заключалась в том, что одни – белые, а другие – люди апостола Мэрфи, зашедшие на чужую территорию. В голове проскочила мысль: может, попытаться выкупить мужиков? Но, глянув на сотню разгорячённых полной безнаказанностью детей природы, которые, видимо, давно ничего такого не делали, а тут вдруг появилась возможность проявить своё глубоко спрятанное "Я", я понял, что всё, чего добьюсь – лягу рядом, и мне не помогут ни кубинцы, ни Смит, ни "Ругер".
Смит дочитал свою речь, которая наполовину состояла из "дерьма" и "нахрен", и махнул своре рукой. Я в душе надеялся, что несчастных хотя бы просто расстреляют, но не прозвучало ни одного выстрела. Я отвернулся, и стал смотреть, как стая ворон летит к площади от реки, и деловито рассаживается на окрестных крышах. Последняя ворона ещё не успела приземлиться, а кушать им было уже подано: толпа отволокла за ноги семь изрезанных трупов через улицу, и бросила в скверике.
Я смотрел на эти чёрные одинаково бездушные лица, и не мог понять: откуда это в них? Ведь пять минут назад они ещё ничего не знали про тех людей. Потом им сказали "Фас" – и они мгновенно потеряли человеческий облик. Может, у них над деревней всё время летает "Джонни", который делает из людей монстров? Вот они идут из скверика обратно в одежде, залитой кровью, и улыбаются во весь рот! Они хорошо провели время! Скоротали часик. Только что вон тот с ловкостью опытного мясника отрубил мачете кисти рук ещё живому человеку, а теперь вытирает лоб, и спрашивает подельника про урожай помидоров. Как всё это умещается в одном мозгу молодого ещё человека, юноши лет в районе девятнадцати? Это для них – что? Нормально? Они тут только этим и занимаются? Тогда что для них – ненормально? Господи! Вразуми раба своего, и спаси Россию хотя бы от негров! Ведь это не люди! Это "Джонни", которые работают по той программе, которую в них закладывает чей-то высший разум. Вот бы найти того закладывателя, да привести на эту площадь! Можно даже не казнить, а пусть просто, сука, глянет на то, что творит! Нет, сначала показать, а потом – казнить! Непременно казнить!
– Ну, как?
Около меня стоял Смит с парой угрюмых головорезов метра под два каждый.
– Грандиозно! – заверил его я. – С такими успехами новое государство Алабама быстро войдёт в двадцатку крупнейших экономик мира! Кто-нибудь снимал это на видео? Такой материал дорого стоит.
Смит то ли не очень понимал стопроцентно английскую речь, то ли вообще мало что понимал, но он молча кивнул головой и махнул рукой, приглашая нас к себе в кабинет.
Мы часа два просидели в этом логове людоеда, обсуждая разные дела. Оказалось, что мой папа и господин Григорьев проживали восточнее границы, за зоопарком, на Гленвуд-авеню. (У меня пульс дёрнулся было, но быстро вернулся на место.) Граница между чёрной и белой Америкой проходит прямо по городу, по улицам Стюарт-авеню – Уайтхолл-стрит – Пич-стрит. Нам надо выехать завтра утром, чтобы к вечеру быть на месте. Боксёрский поединок намечен на семь вечера, и состоится в литературном клубе имени Брауна. После того, как человек Смита в седьмом или восьмом раунде валит соперника, апостол Тайсон снимает с себя звание апостола, в противном случае Смит и его бригада снимает с апостола голову, и вешает её нахрен. Потом нас проводят по подземным ходам в белую часть города. Город огромный. Ни чёрные, ни белые не могут контролировать всю территорию. То те партизанят в тылу у этих, то наоборот. Но вся прелесть в том, что белые постепенно уходят из города, а чёрные только прибывают. После того, как космический центр во Флориде был захвачен и уничтожен Чёрными Акулами, белые почти полностью ушли с полуострова: охранять там стало уже нечего. Когда рухнула последняя пограничная застава в районе Майами, через Флориду хлынул нескончаемый поток эмигрантов с Карибских островов и даже из Африки. Поэтому нехватки в людях чёрная сторона Атланты не испытывала. Скорее, наоборот: ощущался недостаток продовольствия, оружия и медикаментов. И весь этот голодный сброд смотрел на восточное побережье, как медведь – на булочку. Белые из Флориды ушли за Олтамаху, к ним прибывали добровольцы из Южной Каролины, чтобы сдержать натиск пока не очень агрессивных, пока неважно вооружённых и пока плохо организованных чужаков. Но всё это только пока.
Читать дальше