— Так ты не знаешь, о чём я? — повторил Миша. Его колотило от бессилия. — Ты не знаешь?
Да не могла она не знать! Ведь про чушь с квартирой даже не заикнулась, когда приехали! Они три часа проторчали тогда в жилконторе. Ждали, пока там обзвонят пол-Швеции и выяснят, как бы так выдать ключи на сутки раньше даты заезда. Три часа — и ни одного вопроса. Ни одного укора. Только этот грёбаный пытливый взгляд исподтишка. Три часа сидела, как мать Тереза. Развлекала Катьку, практиковала шведский с другими посетителями. Да знала она! Всё знала!
— Миш, ты меня пугаешь, — нахмурилась жена. — У тебя всё в порядке? Что-то на работе? Или родители? — она тревожно выпрямила шею. — Как они? Я им две недели назад звонила… Честное слово, Миш. Я не знаю, о чём ты.
Теперь она рассматривала его с брезгливой материнской заботой. О бля ДИ, о бля ДА. Этот взгляд она точно завела себе в Швеции. Чередовала с тем, другим. Особенно в первый год, когда пил. Если того, пытливого взгляда он боялся, то этот, материнский, в конце концов стал доводить его до белого каления. И даже после развода, сучка. Позволяет себе. Хватает наглости сучке.
— Ага, — процедил Миша. — Ага.
Или тоже — до Швеции? В день отъезда уже так смотрела? Или ещё раньше? А он не замечал просто? Она ведь зудела ему всю совместную жизнь, что он ни фига не замечает. Его мать зудела всю жизнь, что он ни фига не замечает. Березина в клинике — и та каждый месяц втирала ему, как важно быть внимательней «к малейшим переменам в эмоциональном состоянии пациента». А если он ни фига не замечал, как долго он ни фига не замечал? Сколько лет жена смотрела на него всеми своими взглядами? Сколько лет она знала? Откуда она знала?
Миша вскочил на ноги. Сорвал со стула пальто. Пока надевал, из рукава вывалился шарф. Он подобрал его с пола. Свирепо намотал на шею. Нагнулся в сторону ночи за стеклянной стеной и схватил пакеты с покупками.
— Миша! — жена начала вставать, прижав к груди скомканную руку. — Миша, подожди…
— Да пошла ты, — он постарался, чтобы «п» в «пошла» напомнило плевок. — Сиди, где сидишь. Скажи этому, что я плохо себя чувствую, — он повернулся к Вальгрену, который как раз вернулся из небытия вместе с подкисшей улыбкой. — Хэй до, Сёрен. Де ва кюль ат сес.
Он поскакал вниз по спиральной лестнице. По дороге задел пакетом лицо Захида Икбала — тот поднимался навстречу. От удара Захид Икбал завалился на поручень и сползал по нему, хватая руками воздух, пока не рухнул навзничь на керамический пол — под испуганный крик Сандры на кассе и прекрасной лошадницы семнадцати лет, которая сидела на первом этаже с подругой и ела ванильное мороженое. Миша не оглянулся. Он выбежал на улицу и направился к машине, припаркованной в двух кварталах от кафе.
Мы можем, конечно, дойти с ним до стоянки. Можем проследить, как он рыдает, матерится, подпевает группе «АукцЫон» и нарушает правила дорожного движения всю дорогу до населённого пункта Мура. Можем досмотреть с ним третий сезон. При большом желании можно даже лезть с ним на стену, потому что в квартире уже пятый год нет ни капли алкоголя.
Но развязки мы с ним не дождёмся. На ближайшие восемьсот сорок пять дней Миша исчерпал себя. Нам позарез нужен другой ракурс.
Для начала перестанем обзывать «женой» женщину, которая пришла вместе с Вальгреном. У неё есть имя (Полина) и профессия (ветеринар, между прочим). Когда на первом этаже закричали, Полина бросилась к лестнице. Она подозревала, что Миша оступился от злости. Боялась, что он свернул себе шею.
Миша, однако, уже слинял. Над телом Захида Икбала, которое отделалось ушибами, хлопотали три девушки. Самая красивая задавала вопросы на красивом английском. Её светло-русая грива свисала до плеча Захида Икбала. Судя по меткости вопросов, девушка не раз падала сама. Hästtjej, догадалась Полина. Лошадница.
(Сознание Захида Икбала, кстати, мучительно двоилось. С одной стороны, он не хотел терять лицо перед женщинами. Тогда стоило отвечать, как есть. С другой стороны, столько женской заботы ему не перепадало со дня отъезда из Пакистана. Там, дома, отцу и братьям по-прежнему дули в жопу, а он тут робел и хирел в стране женщин, которые никогда не опускают глаза. Забота этих женщин сладко дурманила голову. Хотелось растянуть волшебное мгновенье. Но тогда стоило забыть про мужланскую честь. Чем гуще краски, тем больше внимания.)
Полина взошла обратно. Пациент не нуждался в её помощи. Он улыбался, кивал приподнятой головой, ловко дрыгал конечностями. А речь его она всё равно не понимала. Индиец, что ли? На ШДИ был такой Васундра из Мумбая. Обаятельный мужик. Войдёт в класс — сразу настроение у всех поднимается. Хотя рот откроет иногда — ни слова не разберёшь. Что по-английски, что по-шведски. Под конец привыкла, конечно. Но первые недели так и подмывало крикнуть: Васундра! Субтитры включи уже!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу