Елена Костюкович - Цвингер

— Во-первых, болгары мне отдали документы, Бэр им выдал чек на тридцать тысяч, вообрази. Когда успел? В голове не укладывается. Он очень щедр. Но не очень последователен. Ведь он собирался ругаться с ними и торговаться за одну или полторы тысячи! И тут же дал тридцать. Спасибо ему, конечно, но это все-таки хотя и благородный, но маразм. Что до болгар, то с болгарами я распрощался, похоже, окончательно. Они были кем-то напуганы. За ними гоняются черноглазые небритые хулиганы. Это мусульманские мстители за карикатуры. Устроили облаву на Зофку. Объяснить это я тебе не могу, Ульрих.

— А Мирей и компьютер?

— Зофка с Черномором заверяли и божились, что непричастны к компьютеру и к налету на квартиру. Их только волновали моджахеды. И их понять можно. Так что они, спасая шкуру и чек, стремительно покинули Франкфурт и возвращаются в Болгарию.

— Да зачем твоя Зофка моджахедам! Это же, Виктор, она, наверно, разыграла для того, чтоб от тебя отвязаться. Я же тебе говорил, что это страшные люди. И ты отпустил их? Не узнал, как найти их сообщников? Партнеров? Которые похитили Мирей? Которые устроили на тебя засаду в аэропорту? Ну что ж, как хочешь! Они еще не такую засаду теперь тебе приготовят! Я бы на твоем месте поопасался еще и за Наталию.

Надо же Ульриху доводить меня до родимчика с утра.

Разговаривая, Виктор — не способный на многостаночничество, как Наталия, однако требуют обстоятельства — умывается свободной рукой, будто кошка лапой, плюхается, чтобы обуться, возле орехового пресса для штанов, а мокрые вчерашние ботинки, чтоб не изгваздать ковер, ставит на вброшенный под дверь из коридора ежедневный бюллетень выставки.

— Пощади, Ульрих, страшно. Есть в твоих словах правота. Но что я мог поделать? Меня скрутили вышибалы из секьюрити… Про Наталию не надо, умоляю. Я и так уже от страха не чую ног.

К слову о ногах. Оба ботинка, которые почему-то оба на левую ногу, на глянцевый фасад буклета не умещаются, и Виктор растягивает бюллетень нараспашку. Видит надпись «Омнибус». Надо же, и тут об «Омнибусе». Главная новость — торги ватрухинские. Ишь, какие напечатаны яркие фото…

— А-а! Господи! Представь, Ульрих, что я вижу! Передо мной красуется этот самый болгарин, за моим столом.

— Где, прямо у тебя в спальне твоей гостиничной?

— Да нет! На фотографии в бюллетене выставки. Болгарин Чудомир. А подпись почему-то: «За агентским столом знаменитого „Омнибуса“ Дэвид Ренато Бэр проводит аукцион на архив Ватрухина». Тут же сидит костлявая крашеная болгарка и во врезочке кадрик из телеинтервью о Ватрухине, скриншот.

— Чей копирайт снимка? — спрашивает Ульрих.

— Любезность «Никсоса». О боже, «Никсос» — это же корейцы, с которыми контракт Бузони. Ну да, они рано утром в четверг должны были прийти знакомиться и, как предупреждала Мирей, апдейтировать отношения. Ну или апгрейдировать. Короче, сфотографировать должны были меня. Прийти за стол и снять. О-о, Ульрих, с ума сойти, я, кажется, догадываюсь. Черномор Чертовский, негодяй, выдал корейцам себя, волосатого, за Бэра! Бессовестный мафиоз!

На эти вопли Ульрих отзывается следующим:

— Думаю, да, Виктор. Увидали здоровенного мужчину. Он, может быть, выдавал себя за Бэра. А может, просто сидел. Они его сняли. У Черномора ведь с английским полный швах. Общения, значит, не получилось. Однако если в бюллетене написано — «проводит аукцион», значит, корейцы предложили собеседнику прямую сделку. И вероятно, выдали ему за Ватрухина аванс… А он что понял? Вернее, что ему выгодно было понять? Что кто-то вдруг дает ему чек на предъявителя! Что же до кутерьмы, то, по-моему, более чем вероятно, что и мусульманские фундаменталисты перепутали болгарина с Бэром.

— И этот бандит Черномор стащил крупный чек и убежал!

Виктор вспомнил все, что вчера ему рассказывали, и сумел наконец сложить дважды два. Черномор бежал по проходу между столиками, будто видел привидение, даже сшиб тележечника с бутербродами и еще скинул телекамеру на пол, зацепив провода.

— А-а-а… О-о-о! Мерзавец продал им ватрухинский архив за тридцать тысяч аванса. Зацапал себе чек.

— Притом что вообще эти жулики, готов пари держать, больше тыщи за архив Жалусского не надеялись взять с любящего внучка.

— Хорошо у меня утро начинается, — ответил Виктор. — Ты открыл мне глаза на половину тайн, спасибо тебе. Остается вторая половина. Через четверть часа у меня такси в аэропорт. Я передал Роберту руководство ватрухинским аукционом. Перемещаюсь в Милан. Буду разбираться там.