Кадер Абдола - Ворон

Я не мог вспомнить.

— Твое лицо и руки обожжены, и одежда тоже обгорела.

Я еще не был в состоянии говорить.

— У тебя здесь есть семья? Жена? Дети?

Мне жгло глаза, а по щекам текли слезы. Его вопрос тронул меня за живое и заставил прийти в себя. Ком в горле мешал ответить.

— Где ты ночуешь? — спросил он.

Я спал в дешевом общежитии за пределами города, где нельзя было появляться раньше десяти вечера и оставаться после шести утра. Ночи я проводил в одном помещении с турецкими сезонными рабочими. Спал я на полу и платил за это по три доллара за ночь.

Мужчина отвел меня в кафе, где я поведал ему часть своей истории.

Он был хирургом по образованию и когда-то служил в армии. Он намекнул, что был активным участником того же подпольного движения, что и я.

— Ты выглядишь нездоровым, — сказал он обеспокоенно. — Пойдем со мной. Там тебе будет лучше.

— Где ты живешь? — спросил я.

— Одна пожилая пара сдала мне дом, им он слишком дорого обходится. Они — иранские армяне, собираются уехать в Америку, но их документы еще не готовы. В этом доме, помимо меня, живут еще трое. Нелегально. Мы можем заходить только после того, как стемнеет. Утром, если нет никаких дел, мы можем оставаться внутри. Они милые люди. Женщина готовит. Мы платим по семь долларов с человека в день и можем есть вместе с ними. Один из постояльцев уехал. Ты можешь занять его место.

Это было странное предложение, а я вообще-то никому не мог доверять, но терять уже было нечего. Я больше не мог выносить одиночество.

Эту покосившуюся развалюху едва ли можно было назвать домом. Но это было неважно, лишь бы там было место, где я мог присесть.

В очень темном коридоре мне в нос ударил знакомый аромат иранской кухни. Я почувствовал запах свежего хлеба и услышал шепот на персидском языке. Это были по-матерински нежные слова:

— Проходи, сынок. Ах, что произошло с твоим лицом?

Я не хотел огорчать ее новостями об инциденте, произошедшем перед полицейским участком, поэтому просто поприветствовал ее:

— Салам, какой у вас милый дом.

Комната была обставлена просто, было тепло и уютно и пахло домом.

Чай был уже готов, что-то болтал маленький телевизор, а из динамика красного магнитофона раздавалась песня на персидском языке. Трое мужчин, сидя на полу, читали и играли в шахматы, увидев меня, они поднялись. Я не знаю почему, но в этот момент я рухнул на пол.

Мужчины помогли мне встать, отвели в ванную, засунули меня в большой медный чан, в такой, какой используется в хаммаме, и начали обливать теплой водой. Они помыли меня, будто я был их братом, дали мне чистую одежду и позволили занять место рядом с печкой, где пожилая женщина поставила передо мной круглый поднос с мисочкой супа и куском теплого хлеба.

— Хорошо, что твоя семья не видит тебя в таком состоянии. У тебя есть жена и дети?

Я поведал ей о своей семье и о том, как я здесь оказался.

— Твоя жена знает, что ты сейчас в Турции?

— Я послал ей открытку с надписью «Привет из Стамбула». Не знаю, получила ли она ее.

Целую неделю я не покидал дом и получал вкуснейшие горячие супы из заботливых рук иранки. Я пил чай, смотрел телевизор, читал старые газеты, играл в шахматы, проигрывал, проигрывал каждый раз. До тех пор пока не начал выигрывать и не обыграл всех в той уютной комнате.

Однажды ночью я тайком выбрался на улицу, чтобы прогуляться и подумать о том, что мне делать дальше. В одном переулке меня остановил полицейский. Он прижал меня к фонарному столбу и произнес:

— Я знаю, где ты живешь. Гони деньги или я тебя арестую. Я всунул ему в руку купюру. В свете фонаря он увидел, что это была десятидолларовая бумажка. Он сильно ударил меня кулаком в плечо и сказал:

— Это за твою сестру, давай еще!

У меня в карманах было немного мелочи. Остальное — в воротнике моей куртки. Если бы он об этом узнал, я бы и того лишился.

— У меня больше нет ничего, — попытался я его убедить. Он ударил меня еще раз и, схватив за шиворот, потащил к полицейской машине, которая стояла на улице под деревьями. Мне никто не смог бы помочь, если бы меня арестовали.

— Подожди, — проговорил я и вытащил две последние банкноты.

— У тебя неделя. Не уедешь, вернусь. Ты понял?

— Понял.

Я достаточно скитался, ждать было бессмысленно, и я решил выкинуть Москву из головы. Неделя отдыха и хорошего питания придала мне сил и помогла принять решение.

Мне нужно было, чтобы меня, как это уже произошло с тысячами других беженцев, нелегально вывезли из страны.