Костас Варналис - Дневник Пенелопы

— Славные мужи итакийские, кефаллиниты, аимавриты и закинфяне! Народ избранный, любимец Судьбы и Славы. Славы — потому что царем у вас Одиссей; Судьбы — потому что царицей у вас Пенелопа. Слушайте меня хорошенько и запоминайте.

На днях, во время жертвоприношения на алтарь Аполлону в Филятро, в тот момент, когда я вонзил священный нож в горло жертвенного животного, свершилось чудо: золотой орел ринулся с высоты и стал кружить над моей головой. Он звал меня криком последовать за ним. Я оставил жертву в предсмертных судорогах и пошел за ним в том направлении, куда он летел. И так я спустился к берегу, где потерял птицу из виду. Щурясь от солнца, я вглядывался в небесную высь, как вдруг из моря послышался нежный женский голос: «Здесь!»

Я обернулся и почти прямо перед собою увидел нереиду. Ее груди, выступавшие из воды, блестели, как бронзовые плоды айвы. Красота ее меня ошеломила.

— Мудрый Галитерс, прорицатель и глава жрецов! С тобой говорит нимфа Левкофея, дочь Кадма, Спасительница и Водяная Змея!

Знай, что Одиссей со всеми своими кораблями, а также все военачальники Эллады благополучно достигли Трои и с песнями овладели крепостью. Она взята благодаря достоинствам и мудрости Одиссея. Троянское государство полностью уничтожено огнем и мечом. Захвачены горы трофеев и гурты рабов из народа и царских отпрысков. Ахейские военачальники и рядовые воины не знают, куда девать все эти горы трофеев и тьму рабов, как перевезти их сюда.

Трюмы и палубы кораблей переполнены, строятся новые суда. По этой причине они и не вернулись до сих пор. У Одиссея было двадцать четыре корабля, теперь их у него сорок, но все равно не хватает.

Месяц приходит, месяц уходит. Летом, когда море успокоится, все возвратятся на родину, и великий предводитель Одиссей щедро наградит своих верноподданных, архонтов и народ, и жестоко накажет изменников и из народа, и из архонтов.

Все это передай царице, его достойной супруге, моей сестре, тоже рожденной от нереиды.

Вот, возьми мое покрывало и вручи его Пенелопе. Надевая его, она станет мыслить, как бог! — Я сняла шлем и показала покрывало Левкофеи. Мои наемники, а также многие простолюдины радостно закричали. Когда шум умолк, прорицатель продолжал:

— Потом земля и море погрузились в звенящую тишину. Божественной красоты нимфа исчезла, и на воде не осталось ничего, кроме светлой, словно залитой маслом полоски.

Когда я в раздумье вернулся к алтарю, жертвенный баран был жив, блеял и прыгал.

Сказав все это, он встал за моей спиной. Наступило долгое молчание. Большинство наивных людей поверило в чудо. Но аристократам оно не очень понравилось. Слово взял самый дерзкий и отвратительный из них, Эвримах, сын Полиба:

— Хитрый и коварный жрец! Шел бы ты лучше домой и сидел бы там и пересчитывал своих детей, как бы кто из них не пропал, чем являться сюда и мямлить перед нами все это по подсказке. Мы пришли сюда не для того, чтобы узнать что-нибудь новое от царицы или от тебя. Ибо нам известна одна-единственная правда: Одиссей больше не вернется, как не вернулся и никто другой. Пошел уже третий год! Они уплыли сражаться за честь какой-то бесчестной женщины. То есть за то, чего нет! Те из нас, кто поумнее, не покинули родной земли, чтобы сохранить то малое, что осталось, тогда как другие потеряли все. И теперь на нас ложится великий долг позаботиться об отечестве. Нельзя допускать, чтобы нами командовала женщина — длинные волосы и короткий ум. И к тому же такая молодая! Ведь до чего мы дошли: до анархии.

Посмотрите на нашу прелестную повелительницу. Как она вырядилась и намазалась — словно актриса! Женщины больше заботятся о том, чтобы их называли красивыми, чем умными.

Но если даже Одиссей погиб, это еще не означает, что должно погибнуть и государство.

Может быть, она и красива, — даже очень красива! — но государства управляются не губной помадой, а кнутом. Значит, должно произойти одно из двух: либо она выберет кого-нибудь из архонтов себе в мужья, народу — в правители, либо ей придется уйти. И поскорее, пока не поздно!

Посмотрели бы вы тогда на моего Аргуса, на моего божественного волкодава, который все понимает, как человек, и только говорить не может. Он взвыл и кинулся на Эвримаха, скаля клыки. Потом чуточку попятился, готовясь к прыжку, чтобы растерзать его.

Я удержала его за ошейник и сказала громко, чтобы всем было слышно:

— Сядь, мой верный друг! Когда гавкают паршивые собаки, не забывай, что ты царский пес!