Белва Плейн - Бессмертник

— Есть ли у меня фотокарточка? Да наверняка. Нас много щелкали, когда мы играли в теннис. Я пришлю тебе. Сразу, как приеду домой.

— А пока расскажи, какой он был.

— Ну, в общем-то похож на тебя. Ты, наверно, тоже будешь высоким. У него тоже были светлые волосы. Густые брови — как у тебя. — Дядя Крис поставил локти на колени, оперся подбородком на сцепленные пальцы. Лодка качнулась. — Чудно устроена жизнь. Оба мы собирались стать адвокатами, оба были уверены в будущем. А что вышло? Его давно нет на свете, а я торгую нефтью. Превратности судьбы… И ты испытываешь их сейчас на собственной шкуре.

— Когда я должен ехать?! — в панике закричал Эрик.

— В конце месяца, когда кончится семестр.

— Но я их даже не знаю! Как я смогу жить у них в доме?

— Послушай, Эрик, — Крис с трудом сглотнул. Кадык на его шее ходил ходуном. — Я понимаю, тебе чертовски тяжело. Оказаться на твоем месте — врагу не пожелаешь. Видишь, я говорю тебе все, как есть. Не обманываю, верно? И никогда не обману. Ты мне веришь?

— Верю.

— Ну вот, тогда послушай. Это очень хорошие люди. У плохих людей просто не могло быть такого доброго, честного и хорошего сына, каким был твой отец. Они будут тебя любить, они тебя уже любят! И незнакомы вы не по их вине. Не забывай, они тебе такие же дедушка и бабушка…

Не хочу ехать, не хочу ехать. Вдруг пришла спасительная мысль:

— А как же Джордж? Без Джорджа я не поеду!

— Ну конечно, можешь взять его с собой.

Услышав свое имя, пес навострил уши и перевел вопросительный взгляд с хозяина на гостя. А потом положил на колено Эрику свою огромную лапу.

— Почему мне нельзя жить с тобой, Крис? Я никаких хлопот не доставлю, честное слово.

— Я знаю. Но, видишь ли, мы с Фрэнни скоро едем в Венесуэлу, от компании, лет на пять, не меньше. И у нас уже трое детей.

— Я бы помогал с детьми!

На лице Криса дрогнул какой-то мускул, словно от боли.

— Эрик, я бы с радостью. Но Фрэнни снова ждет ребенка и говорит, что не может… не может брать на себя такую ответственность, понимаешь? Эрик, ты понимаешь?

Нет, он не хотел понимать. И не хотел отвечать.

— Там у тебя будет дом, ты получишь образование… Эрик, ты будешь там счастлив! Я стану все время писать тебе письма, а ты отвечай и пиши: чем занимаешься и хорошо ли тебе. Тебе будет хорошо, вот увидишь! Эрик! Ты понимаешь, что мы любим тебя? Что мы от тебя не отказываемся? Эрик?!

Стоит сказать слово — голос сорвется, опять даст петуха. В горле ком, и он боится разреветься, точно маленький. Он ведь давно не плакал, с детства. Он крепился, но вдруг оказалось, что он уже плачет — навзрыд, не успевая глотнуть воздуха. Он ревел и слышал себя как бы со стороны. Неужели он плачет? Страшно и стыдно. И одиноко.

Некоторое время Крис молчал. А потом снова заговорил в своей обычной манере, негромко, будто сам с собой:

— Я плакал, когда в Германии сбили моего друга. Да, помню — я сильно плакал. Я сам видел, как падал самолет — он пылал и шел носом в землю. Красный карандаш на белой бумаге неба… Меня потом долго мучили кошмары, я просыпался по ночам в слезах. Во время войны я часто видел, как плачут взрослые, очень часто.

Джордж встал и, аккуратно переступив, улегся мордой на ботинок Эрика. Лодка качнулась, накренилась. Через несколько минут Эрик почувствовал, что в руку ему сунули платок. Он высморкался, вытер глаза и взглянул на Криса. Крис сидел, отвернувшись. Потом взял весла и начал грести, раздвинув носом лодки зелено-желтый ивовый занавес.

— Крис, мне обязательно ехать сейчас? А нельзя пробыть здесь до конца лета, а поехать осенью, к началу учебного года?

Крис посмотрел на него внимательно. И мягко сказал:

— Вряд ли получится.

И Эрик понял, что на самом деле он говорит: Бабуля вряд ли доживет до осени.

— Так, значит, — начал Эрик, — ты позвонишь им и скажешь… — Он умолк. А как к ним обращаться? На «ты» или на «вы»? Как он будет их называть? Нельзя же говорить «мистер» и «миссис». Но не «дедуля» же, в самом деле! И бабуля у него одна! — Значит, ты позвонишь им и скажешь… — повторил он и снова не смог кончить фразы.

— Им уже позвонили. И они в дороге. Едут с тобой повидаться.

— Сегодня? Сейчас?

— Да. Я понимаю, что для тебя это как обухом по голове… Я должен был поговорить с тобой еще на прошлой неделе, но все получилось кувырком, в последнюю минуту. Прости.

— Я не успел ни о чем подумать.

— Может, оно и к лучшему.

Джордж снова взгромоздился на сиденье. Пес словно понял, о чем речь, и привалился к Эрику: тяжелый, теплый. Чувствует, что надо утешить. Джордж всегда знает, когда хозяину плохо. Эрик вспомнил единственный в жизни серьезный нагоняй, полученный им от дедули. Он тогда завел машину и выехал на аллею, почти на дорогу… Джордж его жалел. А вскоре у дедули случился инфаркт, и он умер прямо на веранде, после ужина. Эрик помнит, как поднялся к себе в комнату и сидел там целый вечер в обнимку с Джорджем. Как сейчас.