Белва Плейн - Рассвет

Доктор, молодой и красивый, – удивительное дело, какими молодыми бывают теперь эти видные специалисты! – сидел за письменным столом. Мужчина и женщина сидели напротив него, уставившись на книжную полку над его головой, уставленную медицинскими справочниками в мрачных коричневых и унылых серых переплетах.

Доктор отвел от них взгляд и отвернулся к окну, глядя на кизиловую рощу в парке, окружающем больницу. Ветви деревьев в белоснежном цветении шевелил теплый весенний ветер. Потом он перевел взгляд на конец дальнего крыла больничного здания, где умирал сын этой пары.

«Умирать в восемнадцать лет, – подумал он, – весной, среди цветущего кизила и густой свежей травы».

Женщина первая нарушила невыносимое молчание.

– Он столько страдал! С самого рождения! Воспаление легких, панкреатит, а теперь – цирроз печени, с неизбежным смертельным исходом.

Муж с трудом разжал губы и сказал тусклым голосом:

– Мы не думали, что еще и это…

– Да, действительно, болезнь редко имеет такое развитие, – кивнул доктор. Он хотел продолжить, но промолчал. Напряженное молчание сгустилось в комнате. Наконец прозвучал робкий вопрос мужа:

– Как вы считаете… нельзя ли надеяться… что он все-таки…

Доктор испытывал острую жалость. Прежде чем ответить, он с минуту перебирал бумаги на столе, потом сложил их стопочкой и сказал:

– Конечно, никогда не исключена возможность… От такой болезни умирают трехлетние крошки, но один из моих пациентов дожил до сорока лет. Это случается…

– Но не часто, – закончила жена.

– Да, не часто. А в данном случае, когда затронута печень… – Доктор замолчал. – Но ведь вы оба уже давно изучили все, что известно о цистофиброзе.

– О да. Общая дисфункция эндокринных желез. Болезнь в особенности распространена среди кавказцев. Молекулярная основа болезни неизвестна. Да, доктор, мы забили свои мозги всеми учеными трудами о болезни нашего сына.

Доктор, хотя и испытывал сострадание, знал, что случай безнадежный. Но отец еще на что-то надеялся.

– Мы привезли его к вам, в центр генетических исследований, мы знаем, что вы наблюдали случаи этой болезни во многих семьях, мы с женой прошли все исследования… Мы надеялись, что вы открыли что-то новое в борьбе с болезнью, что вы будете бороться за жизнь нашего сына.

Молодой человек в белом халате снова перебирал на столе бумаги, подвинул коробочку со скрепками.

«Наверное, он уже больше не в силах с нами разговаривать, – подумал отец. – Нелегкая участь – говорить с родителями безнадежных больных».

– О! – вскричала в отчаянии мать. – Как с этим примириться? Как понять? Наследственная болезнь, которой не было в роду ни у меня, ни у мужа. И второй наш ребенок совершенно здоров. Благодарение Богу! – поспешно добавила она.

Доктор встал со стула, отодвинув его так резко, что тот громко проскрипел по полу. Он подошел к окну и с минуту глядел на белое море цветущего кизила, потом обернулся к родителям с таким странным выражением, что оба замерли.

– Вы хотите нам что-то сказать? Исследования что-то показали? – с трудом выговорил муж, не отрывая настойчивого взгляда от человека в белом халате.

– Да, – спокойно прозвучал односложный ответ.

– Что же? Что?

– Исследования показали, и это совершенно достоверно, что этот юноша, там, наверху, – не ваш сын.

Черные машины одна за другой отъезжали от дома, шум голосов в доме стих, – гости разъехались с поминок. Увядающие цветы в вазах, остатки еды на тарелках. Маргарет прошла через замершие в молчании комнаты – стук ее каблуков отчетливо раздавался в тишине.

Зашумел холодильник, на улице хлопнула дверца машины, в комнате прозвучал чужой незнакомый голос:

– Что же нам делать? – Маргарет поняла, что голос – ее собственный. – Что теперь? Что? – взывала она в отчаянии.

У нее не осталось слез. У нее не осталось ничего, – чувствовала она в этот момент. Но нет, у нее есть любимый муж, дочь, родители – как они все любили Питера!

На обеденном столе, около вазы с увядшими золотистыми нарциссами лежала груда конвертов с черной каймой, – она должна была ответить на соболезнующие послания родных и знакомых из других городов. Она села, взяла перо, начала писать:

«Дорогой Энди, благодарю вас за ваше…» – но не дописав строки, отложила перо и начала глядеть в окно.

За окном была жизнь – ветер шевелил зелено-золотистые молодые листья, по лужайке прыгали малиновки, соседи вывезли на крыльцо детскую коляску. Жизнь продолжалась.