Ричард Йейтс - Дыхание судьбы

В вагоне на щелястом полу не было никакой соломы, и пополнение теснилось, чтобы оставить фронтовикам побольше места. Прентис, голодный и замерзший, сел в углу, как можно дальше от Квинта, и весь день смотрел на прибывших с передовой, стараясь понять их. Ясно было, что все они видели свои вещмешки впервые с начала боев, — промокшие и насквозь промерзшие, их мешки месяц валялись на каком-то складе, — и большинство из тех, кто не спал, рылись в своих заплесневевших вещах, как хищные тряпичники. Выделялся один, тощий неприятный парень с лицом клоуна, смеявшийся громко и визгливо. Роясь в своем мешке с выцветшим именем на нем «Мейс», он вытащил совершенно чистую пилотку и с залихватским видом нахлобучил на свои космы; потом нашел смятый китель с латунными пуговицами и напялил на себя поверх грязной полевой куртки.

— Эй, парни, готовы пойти в увольнение? — крикнул он, довольный своим комическим видом. — Хотите отправиться в город и поиметь девчонку? Посмотрите на меня, я готов. Пошли! — И, повторяя одно и то же, он каждый раз визгливо смеялся. — Пошли, эй! Поимеем девчонок! Все готовы? Пошли в город. Посмотрите на меня, я готов идти!

Но как бы ни был противен его смех, парень явно пользовался влиянием: сослуживцы или не обращали внимания на его паясничество, или улыбались; никто не советовал ему заткнуться. Очевидно, он был кем-то вроде сержанта, возможно командиром отделения, хотя на его старой гимнастерке не было никаких нашивок; в любом случае он сумел так себя поставить, что мог дурачиться сколько хочет.

Полной противоположностью ему был солдат с квадратной челюстью, который норовил использовать любую возможность вздремнуть и над которым соседи безжалостно насмехались:

— Хилтон, подвинь свою никчемную задницу.

— Черт, Хилтон, убери костыли с моего вещмешка.

— Какого черта Хилтон клюет носом? Разве он не продрых весь месяц?

Хилтон только моргал и с покорной, заторможенной улыбкой человека, привыкшего к постоянным унижениям, повиновался своим мучителям; Прентис смотрел на него с ужасным предчувствием: значит, можно быть одним из горстки уцелевших и тем не менее вызывать презрение.

Вскоре после наступления темноты поезд остановился, и чьи-то руки втолкнули в вагон коробку с сухим пайком. Наконец-то Прентис мог поесть, впервые за весь день, но он знал, что должен ждать, пока кто-то из ветеранов не откроет коробку и не раздаст банки, а было непохоже, что они голодны. Большинство, воспользовавшись остановкой, выпрыгнули на снег с криком «Команда отлить!». Во время той же остановки лейтенант Эгет с фонариком взобрался в вагон, сопровождаемый крепким, плечистым человеком, очевидно старшиной.

— Новенькие, слушайте меня, — сказал Эгет. — Будете называть себя и говорить, какая у вас подготовка. Ты первый. Имя?

Луч фонаря упал на щурившегося Сэма Рэнда, который назвал себя.

— Сколько пробыл в учебном полку, Рэнд?

— Только шесть недель, сэр. А до этого три года служил в инженерных частях.

— Ясно. Следующий.

Так он опросил все пополнение, пока наконец свет не ослепил Прентиса, заставив зажмуриться с ощущением, что все в вагоне смотрят на него.

— Прентис, сэр. Шесть недель пехотной подготовки. Перед этим шесть недель в авиации.

— А еще раньше?

— А раньше нигде, сэр. — И под всеобщий смех добавил: — То есть раньше был штатским.

— Сукин сын, — проговорил лейтенант и отвел фонарь.

Он тихо посовещался со старшиной, а потом фонарь снова осветил конец вагона, где находилось пополнение.

— Нужен человек или двое во взвод оружия. Кто-нибудь из вас умеет управляться с ручным пулеметом?

— Я умею, сэр.

— Кто это снова?

— Квинт, сэр.

— Ладно, Квинт, доложишься сержанту Роллсу, как только выгрузимся из поезда, скажешь ему, что назначен в его отделение. Понял? Сержант Р-о-л-л-с.

Другой солдат был отобран для минометного отделения; остальным предстояло быть простыми стрелками. Потом, словно вспомнив, Эгет сказал:

— Ах да, погодите-ка. Во второй взвод нужен вестовой. Есть желающие? — Луч фонаря снова ослепил Прентиса. — Хочешь быть вестовым?

— Так точно, сэр.

И ему было велено обратиться к сержанту Брюэру. Он был не слишком уверен в том, каковы задачи вестового, но полагал, что это что-то более легкое и безопасное, чем быть стрелком; он также подумал, что Эгет выбрал его потому, что он был самым молодым или, может, выглядел самым неопытным. Тем не менее это звучало по-особому — вестовой, — и очевидно, что в каждом взводе вестовой был только один. А может быть так, что это особо ответственная должность?