Николай Плахотный - Вид с больничной койки

— Вода — мой вам гостинец, — обронила барменша уже на пути к стойке.

Барон послал вслед воздушный поцелуй.

— Не рано ли комплимент. Поначалу-то распробуйте зелие, — с легким укором молвила Шумилова, одновременно снимая с чашки блюдце. Под ним скрывалась плотная шапка бурой пены. Карпофф машинально повторил движение. На манер курицы, пьющей водицу, запрокинул голову и не спеша прочувствовал напиток.

«Ну и как?» — прочел он в лице Марины Петровны немой вопрос. По всему было видно: в сознании швейцарского подданного происходил таинственный дегустаторский процесс.

Еще на расстоянии она поняла: Карина нынче явно постаралась. Пригубив, окончательно в том убедилась. Теперь хватило дерзости спросить напрямик:

— Что-то не то? Что-то не так?

Сотрапезник был смущен и растерян:

— Скажите откровенно, где мы. В Бергамо, на улице Коло ди Риенце или…

— Правильно: ИЛИ… Неподалеку Рязанский проспект. Отсюда прямая дорога на Сталинград.

Барон слушал Марину Петровну, затаив дыхание, будто сама Шахерезада рассказывала ему сказки из сериала «Тысяча и одной ночи».

— А эта дама… Неужели своими руками и из местных компонентов приготовила этот кампуччо.

— Она тут одна… Одной ногой стоит у буфетной стойки, другой — на кухне, возле плиты.

У Самария Кирилловича глаза стали влажными.

— Как с вами… Марина, хорошо, — пролепетал он чуть слышно. (Впервые назвал он свою пассию, наконец, просто по имени, без отчества.)

Шумилова зарделась, как нецелованная девчонка. Одновременно мыслишка мелькнула: «До чего мужик деликатный». Почему-то вспомнилось коренное сибирское словцо, в котором органично соединились такие понятия, как великолепный, деликатный, уважительный. И еще нечто такое, что трудно выразить словами — надо чувствовать… Так же, как и кампуччо.

Шумилова как женщина готова была на все, если б только сей малознакомый мужчина того возжелал. Вслух же обронила:

— Простите за то, что не нашла способа урезонить слухача за рулем.

— Добрая душа, забудьте о нем… Скажите лучше, откуда взялась тут эта барменша.

«Боже, случайно он не бабник ли?» Ревнивой сроду не была, тут же вот накатило…

Виду не подала. Ритуально приблизила чашку к губам и почувствовала, как во все стороны души и тела волнами пошли теплота, нега. Дух перевела и рассказала о барменше все, что знала.

По уличной легенде, Карина — коренная москвичка, а рода-племени сирийского.

Прапрабабушка ее объявилась в Белокаменной вскоре после Крымской войны, побывав сперва на Дону, в казачьем хуторе, затем переехала с секунд-майором, у коего служила девкой на побегушках (вроде казачка), кроме того, стелила и согревала своим телом постель. И однажды от барина, как тогда говорили, понесла. Отец дитя не оставил, юную же наложницу без сожаления отдал замуж за кучера-татарина.

Дальше все пошло своим порядком. В следующем поколении родовой крен выровнялся. На каком-то этапе жизни Москва приглянулась африканским мусульманам — в Первопрестольной возникла сеть чайных, с подачею кофию. На Сретенке подобное заведение основал сын безымянной турчанки по имени Афроснаб. Он-то и стал подавать завсегдатаям напиток необычной варки.

После революции сеть общественного питания стала кооперативно-государственной. Многочисленный клан Афроснаба волей-неволей поменял характер трудовой деятельности и занял свободную нишу. Сирийцы образовали некий «трест» чистильщиков обуви. Так вот, внучатая племянница некоронованного короля чистильщиков башмаков имела собственный лоток рядом с Большим театром Союза, напротив ЦУМа.

В девяносто первом году компания Афроснаба переменила профиль деятельности. Расторопная Карина все, какие были деньжата собрала «до кучи» и арендовала сторожку в Люблине. Так в микрорайоне Печатники на всю округу и запахло натуральным кампуччо.

— Карина, — совершенно по-домашнему возвысил голос Карпофф. — А можно то же самое повторить?

Не сказав в ответ ни слова, та покинула пост, скрылась за ширмой.

Только теперь Шумилова заметила в противоположном углу троих мужчин. Цветов на их столике не было, зато царственно возвышался обернутый рогожкой штоф. Еще была тарелка, на ней лежала распластанная на ломтики то ли дынька «колхозница», то ли…

«Ой, да это же грейпфрут!» — подумала Шумилова, удивившись тому, что возможна такая оригинальная закусь. Самой захотелось.

Отвлек Самарий Кириллович. Никогда не угадаешь, с какой именно стороны встрянет в беседу, какой вставит вопрос. Теперь же ни с того ни с сего вдруг сам себя унизил.