— Наверное, я могу с ним это обсудить, — продолжала Кэмми. — Я как раз собиралась бежать в офис. Только я забыла проверить почту. Я ее сейчас проверю, а потом подумаю над твоим предложением. Не хочется подводить папу.
— Хорошо, Кэм. Я и не заставляю тебя это делать.
Трейси тяжело опустилась на кровать. Внезапно ей до безумия захотелось спать. Ее веки отяжелели так, что она с трудом открывала глаза. Через шесть часов они должны выезжать из дома. После полуночи они приземлятся на Сент-Томасе. У нее еще куча дел. Черт! Но двадцать минут у нее есть. Восстанавливающий сон! Ее муж вообще держит подушку и одеяло в офисе. Джим утверждает, что для бодрости духа ему необходимо всхрапнуть хотя бы десять минут в середине дня, а затем выпить огромную чашку кофе.
Джим один из тех немногих мужчин, которые все еще упот-ребляют выражения вроде «бодрость духа».
Проснувшись, Трейси никак не могла понять, какой нынче год, уж не говоря о времени суток. Похоже, пока она спала, история повернула вспять.
Рядом с ней лежала Камилла, и не просто на кровати, а на ее половине, чтобы быть поближе к матери. Черные волосы Кэмми разметались по белоснежной простыне, вызвав у Трейси невольные ассоциации с волшебными сказками о спящих принцессах. Трейси не знала, сколько времени она спала. Но часы на туалетном столике показывали совершенно невероятные цифры: два часа дня. Джим придет через час. Кэмми улеглась рядом с ней и, видимо, как и Трейси, заснула, словно кот на солнышке. Стараясь не шевелиться, Трейси изучающе осмотрела дочь. Камилла переоделась в розовые штаны от школьного спортивного костюма и футболку Теда, которая была ей велика. Одежда для депрессивного состояния. Под глазами проступили красные пятна — очевидно, она натерла их кулаками.
Кэм была здесь не случайно. Трейси потрясла дочь за: плечо.
— Мне надо вставать и собираться, но что случилось, Кэм?
— Ничего. — Кэмми притворно зевнула. Девушка не спала. Она делала то же самое, что и Трейси, когда на нее наваливались неразрешимые проблемы: пыталась поплотнее закрыть глаза и отключить мозг, доводя себя до бессознательного состояния.
— Рассказывай, — теребила ее Трейси, — я скоро уезжаю.
— В общем, тебе не о чем беспокоиться, — срывающимся голосом произнесла Кэмми. — Я не беру отпуск, а возвращаюсь в колледж.
— Что?.. Хорошо. Но почему?
— В общем, я проверила свою почту...
— И...
— И Трент говорит, что я не виновата, бла-бла, что я само совершенство, бла-бла, если бы он мог раздвоиться и жить двумя жизнями, бла-бла...
— Если ты мне расскажешь все как есть, хуже не станет, Кэм.
— Он вернулся к этой белобрысой, отвратительно богатой сучке из загородного клуба, к своей бывшей подружке, мама! И не сейчас! Раньше! Они, видишь ли, это обсудили! Могу себе представить, как они это обсуждали во время весенних каникул, а потом он еще явился к нам на обед! Сейчас Трент мне написал, что он видит, как серьезно я настроена... на путешествие, поэтому просто обязан сказать мне правду...
— По электронной почте, трусливое дерьмо.
— Я не хочу об этом говорить.
— Я тебя понимаю.
— Спасибо, мама, — ответила Кэмми. Трейси была уверена, что в следующий раз она услышит эти два слова, когда Кэмми впервые попросит ее посидеть с внуком. Еще один поворот на сто восемьдесят.
Трейси осторожно обняла Кэмми, и дочь без всякого стеснения подалась назад, прижавшись спиной к груди матери, а потом начала плакать. Трейси тоже начала плакать. Из уголков ее глаз потекли аккуратные осторожные ручейки, которым она не позволяла превратиться в рыдания, чтобы не выдать себя и не разрушить этот драгоценный момент близости.
— Как я могу тебе помочь? — наконец спросила она.
— Никак.
— И все же... Что ты думаешь насчет... поездки на Виргинские острова?
Кэмми молчала.
— Не знаю. Мне кажется, я буду стервой, — наконец про-изнесла она.
— Кэм, ты можешь пообещать себе, что подождешь с этим до возвращения. Поехали. Спроси у своего отца, какой стервой я иногда бываю. Он говорит, что десять дней в году ему хочется держать меня в ящике и кормить через окошко. Ты ведь чувствовала, что этот... разрыв приближается. Не так ли?
— Не доставай меня. Ты, блин, слишком хорошо все понимаешь. Ни дать ни взять, психоаналитик.
— Я твоя мать. Это одно и то же.
— Есть и дерьмовые матери. Мать Трента — настоящая сука. Когда он был маленький, ее никогда не было дома на мыходные. Однажды она оставила сына с няней и уехала с его отцом и друзьями на Гавайи отмечать Рождество! Но Трент ее обожает.
Читать дальше