Жаклин Митчард - Прощение

Прежде всего, я бесконечно благодарна моей помощнице Памеле Инглиш. Пэм, ты поражаешь не только исключительным умом, но и добрым сердцем. Я благодарна и своему новому редактору, Джеми Рааб, а также всей великолепной команде «Уорнер Букс» (искренне надеюсь, что у вас будет основание гордиться мной). Конечно, я всегда буду благодарна своему агенту Джейн Гелфман, которая должна пообещать мне вечную дружбу. Даже если ей исполнится сто лет, а мне девяносто пять, я буду знать, что найду в ней и верную подругу, и советчицу. За то, что я получила возможность узнать жизнь медицинских работников, хочу сказать отдельное спасибо моей подруге Кристалл Фиш. За двадцатилетнюю дружбу, за горячие молитвы, за деликатную помощь в изучении сути религии мормонов я благодарю Калил Келли и ее чудесную семью. Моя искренняя благодарность относится и к доктору М. И. – за неоценимые консультации по такому сложному вопросу, как причины и природа шизофрении. Шейну Бейкеру, отвечавшему на все мои «баскетбольные» вопросы, сердечное спасибо. И, как всегда, спасибо всем моим знакомым и друзьям, близким и далеким: Дженин, К. Джей А. М., Анне, Джоди, Кларисс, Арти, Крису, Стиву, Карен, Пэм, Джошу, Джуди, Джойсу, Элизе Джей, Стейси, Михаилу и Мелани. Я счастлива, что моя семья не оставила меня одну на льдине. Рискну повторить общеизвестное: драмы, подобные описанным в «Прощении», случаются в мире, но эта работа – целиком плод художественного творчества, и все замеченные ошибки могут быть отнесены лишь на мой счет.

Когда я отправилась искать убийцу – Скотта Эрли, я еще не понимала, что была глупым ребенком, который примеряет на себя доспехи Бога.

После того как все оказалось позади, меня спрашивали, как я сумела сделать такое. Я не знала, как объяснить. Все смешалось в моем сознании. Но тогда для меня все было столь ясно и очевидно, что мне не оставалось ничего другого, как только двинуться вперед по намеченному пути.

Все было предельно понятно. Потом менее понятно. А затем уже слишком поздно.

В то последнее утро я открыла дверь, а за ней, как рой комаров, гудела журналистская братия. Они спрашивали меня: «Ты все это спланировала, Ронни?», «Как тебе удалось так долго хранить в себе злость, Ронни?» Я удивилась тому, что они считают четыре года долгим сроком, учитывая, что произошло с нами. Неужели «хранить в себе злость» было трудно, если помнить все те обстоятельства? Четыре года пролетели как один миг. Люди иногда намного дольше пребывают в гневе лишь оттого, что у них отбили парня! За исключением нескольких эпизодов, моя тинейджерская жизнь все те четыре года протекала, как кино с выключенным звуком. Если бы этим журналистам пришлось пройти через то, что выпало на мою долю... Если бы они жили так, как жила я, каждый день глядя на тот сарай между домом и амбаром, который еще задолго до смерти Беки и Рути папа обещал починить, чтобы у мамы появилась своя студия для работы, – как бы они себя чувствовали? Я все время видела эту мощную серую постройку, словно наказанную солнцем и ветром, которые стерли краску на ее увитых вьюнком стенах.

Ничто не могло изменить вида этого сарая. Он всегда оставался таким, как был. Я видела его в любое время, даже когда в мамином саду расцветали розы, даже когда повсюду зажигались рождественские огни. Он не исчезал, хотя и стоял особняком. Как наша жизнь в течение долгого времени. Никому больше не пришлось пройти через такое. Именно поэтому они и могут задавать свои глупые вопросы с тактичностью большого бульдозера. Какой-то парень крикнул мне прямо в лицо: «Ты заранее планировала убийство Скотта Эрли?» А потом вполне серьезно добавил: «Может, ты жаждала его крови? Мормоны верят в расплату кровью, не так ли?»

Я была такой уставшей. Такой голодной и одинокой. Поддавшись глупому порыву, я ответила: «Вы, наверное, верите, что у моего отца было пять жен?»

У парня расширились глаза от удивления, он уже приготовился строчить в своем блокноте.

– А так было?

– Нет. На самом деле у него было шестьдесят пять жен.

Журналист надулся. Он понял, что я не иду на контакт. Я присела на обочину и положила голову на колени. Я не произнесла ни слова, пока не вышел мой отец с дядюшкой Эндрю, который приказывал мне хранить полное молчание.