Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

В тех редких случаях, когда кто-нибудь не понимал, с кем имеет дело, и пытался не пропустить его, Хойт изображал на лице давным-давно отработанное перед зеркалом выражение презрения и грозного – последнего – предупреждения. В такие мгновения его взгляд весьма убедительно выражал простую мысль: «Ты, придурок, хоть понял, с кем связываешься?» Чем-то он в этот момент напоминал сурового воина из каких-нибудь «Звездных войн», который, пробиваясь с лазерным бластером сквозь толпу разнопланетного сброда, предупреждал зазевавшихся: «Разойдись, уроды! Горячей плазмы захотели?»

В мгновение ока Хойт оказался в первом ряду. Твою ж мать… Ничего удивительного, что тут столько народу собралось… На ринг вышли Мак Болка и Харрисон Ворхиз… Мак Болка и Харрисон Ворхиз! Ребята здорово набрались – под завязку! – и дрались всерьез, а совсем не по приколу. Начало поединка Хойт пропустил, но и оставшаяся часть обещала быть очень интересной. Противники кружили по импровизированному рингу, выжидая удачного момента для атаки… Судя по тяжелому дыханию и стекающему поту, сил они уже потратили немало… О серьезности и напряженности поединка говорило и количество кровоподтеков, полученных при падении на асфальт ссадин, а также грязи на обоих противниках. Из носа Харрисона прямо ему в рот стекала тонкая струйка алой крови… Харрисон подсознательно пытался перекрыть этот липкий солоноватый поток нижней губой… Глаза Мака Болки сверкали под надбровьями, как два фонарика в глубоких провалах кратеров. «А парни-то на последнем издыхании, – подумал Хойт, – если только я что-нибудь понимаю в драках…»

Наклонившись к уху стоявшего рядом парня, имевшего чрезвычайно дохлый и рахитичный вид, он поинтересовался:

– Что случилось-то? Из-за чего дискуссия?

– Да из-за девчонки сцепились, – ответил рахитик, не отводя взгляда от дерущихся.

– Что за девчонка?

– Да вон, с той стороны стоит. – Все так же глядя на участников поединка, парень махнул рукой. – Вон та, в платье.

В толпе зевак была всего лишь одна девушка в платье. Опознать ее с того места, где стоял Хойт, оказалось трудно: она закрыла почти все лицо ладонями – не то от страха, не то переживая, что из-за нее случилось такое. Рот девушки был чуть приоткрыт, брови сдвинуты, из широко открытых, полных ужаса глаз текли по щекам слезы… Минуточку, минуточку. Да это же она, та самая девчонка… твою мать, как же ее зовут? В общем, эта первокурсница, которая так лихо обломала его в тот вечер на дискотеке… Впрочем, эта мысль промелькнула где-то на периферии сознания Хойта. Сейчас его гораздо больше волновала судьба другого человека – Харрисона, который принадлежал к их братству. Член братства Сент-Рей! Да к тому же еще и игрок в лакросс… Но эти мысли Хойт даже не сформулировал отчетливо, он скорее ощущал единство с Харрисоном каким-то шестым чувством, словно они были подключены к некоей общей сети. Братство Сент-Рей – ребята, с нами лучше не связываться! Что бы ни случилось, мы своих в обиду не даем. Если Харрисону вдруг потребуется помощь – любая помощь – в борьбе против этого пещерного медведя, то она будет ему предоставлена в масштабе всех имеющихся сил. Он, Хойт Торп – настоящий воин, и отсиживаться в драке, где участвуют ребята из Сент-Рея, не в его правилах.

Харрисон из последних сил держал стойку. Дышал парень тяжело и прерывисто; было видно, что кислорода его перетруженным легким явно не хватает. Взгляд какой-то остекленевший. Казалось, он вообще не видит ничего вокруг и не понимает, что происходит. Ощущение было такое, что еще несколько секунд – и парень рухнет на асфальт, причем даже не от удара, а просто оставшись без сил. Болка подходил все ближе. Понимая, что терять ему нечего, Харрисон с криком, похожим скорее на сдавленный стон, ринулся в последнюю контратаку. Резко выбросив вперед сведенные вместе руки, он попытался под этим прикрытием прорваться через жернова лап противника и уже с короткой дистанции нанести тому решающий удар. Первая часть плана Харрисону удалась. Он подобрался к Болке вплотную, но… удара не получилось, и противники рухнули на землю. При борьбе в партере вес Болки сыграл ему на руку. Вскоре он подмял Харрисона под себя и навалился на него всей своей массой. Здоровенной лапой Болка прижал голову Харрисона к асфальту, ободрав ему кожу с левой стороны лица. Каким-то борцовским приемом он сцепил свои грабли в замок на шее противника и стал давить на нее изо всех сил. Шея изогнулась под опасным углом. Зрители, понимая, чем это все может кончиться, замерли в оцепенении. Р-раз! – и Харрисон в самом деле надломился. Хотя он еще напрягал все силы, пытаясь вырваться из удушающих объятий Болки, но вдруг его тело превратилось в безвольно лежащий на земле, безжизненный кусок мяса. Убедившись, что противник действительно повержен, Болка привстал на колени и вытер лицо липкой от пота, крови и выпитого пива ладонью. При этом он продолжал обеими ногами сжимать, казалось, уже бездыханное тело Харрисона. Посмотрев на толпу зрителей безумным взглядом, он оторвал руки от земли и поднял их на уровень груди. Хойт ничуть не удивился, если бы Болка сейчас издал звериный вой и начал лупить себя кулачищами в грудь. Харрисон, лежавший на боку между ног победителя, медленно перевернулся на спину. Его глаза были закрыты. Но, к облегчению зрителей, грудь его подымалась и опускалась в прерывистом дыхании. Что ж по крайней мере, жив. На лице Болки появилось серьезное, едва ли не виновато-грустное выражение, и всем своим видом он словно говорил: «Да не хотел я уродовать его, он сам напросился, сам полез в драку». Вот в этот-то момент в опьяненном мозгу Хойта что-то и заклинило. Он вдруг почувствовал, что всей душой ненавидит этого верзилу. Этого тупого ублюдка. Да кто он такой? Эту человекообразную обезьяну родом откуда-то с Балкан, наверное, привезли в Дьюпонт в качестве подопытного животного и только по ошибке зачислили в студенты. Какого, собственно говоря, хрена этот йети решил, что может безнаказанно бить ребят, принадлежащих к самому крутому студенческому братству? Благородное чувство протеста, желание восстановить попранную справедливость окрылило Хойта. Он был готов на подвиги: честь истинных дьюпонтцев, честь братства Сент-Рей была поставлена на карту. Ненависть и омерзение в его душе уступили место более благородному чувству: еще бы – назови любую банальную драку защитой чести и достоинства, восстановлением справедливости, и она превратится в противостояние добра и зла.