Томас Вулф: Взгляни на дом свой, ангел

Эта книга открывает русскому читателю еще один мощный талант, рожденный в плодотворнейшее для американской литературы двадцатилетие между двумя мировыми войнами. Шервуд Андерсон, Ф. Скотт Фицджеральд, Драйзер периода «Американской трагедии», Синклер Льюис — автор «Бэббита» и «Главной улицы», молодой Фолкнер, молодой Хемингуэй, молодой Стейнбек и, наконец, Томас Вулф — все они, вслед за Твеном, заново перепахали литературную почву Америки, стремительно вывели американскую прозу на скрещение мировых духовных магистралей. По сути своей — реалисты, кровно связанные с жизнью страны, все они были удивительно несхожими художниками. Каждый из них писал свою Америку, и все вместе создали грандиозный портрет Америки первых десятилетий XX века — с ее горизонтами и духотой, натиском и блужданиями, жестокими горестями и неукротимыми надеждами. В этой плеяде мастеров и новаторов Томас Вулф кажется самым «немастеровитым», неровным, — в каком-то смысле он остался в истории американской литературы «вечным юношей». Но не было среди его современников, да и писателей последующих поколений, человека, для которого эта цель — создание портрета Америки — в такой степени стала смыслом и содержанием короткой жизни, наполненной поистине яростным литературным трудом.

Как летописцу Вулф у посчастливилось: он пришел в литературу в год исторического перелома всей жизни американской нации. «Взгляни на дом свой, ангел», объемистый роман никому не ведомого молодого автора, вышел в издательстве Скрибнерс в начале октября 1929 года — за считанные недели до краха нью-йоркской биржи. Много позже, возвращаясь к этой поре своей жизни, Томас Вулф говорил: «Я не сознавал тогда, что 1929 год, который так много значил непосредственно и лично для меня, должен был стать таким значительным, роковым годом для всей страны». Экономический кризис в Соединенных Штатах, разрастание фашизма в Европе — вот две темы, настойчиво звучащие в позднем творчестве Вулфа. Он умер за год до начала второй мировой войны, предчувствуя приближение катастрофы и упорно повторяя свой символ веры, обретенный в мучительных и страстных размышлениях: «Я считаю, что Америка заблудилась, но я верую, что она выйдет на истинный путь».

Художник необычайной раскрытости, обнаженной восприимчивости ко всему, что происходит вокруг, Томас Вулф с самого начала проявлял огромный интерес к явлениям социальной жизни; с годами набирал силы и его незаурядный сатирический дар. Однако по внутреннему складу и темпераменту Вулф был прежде всего лириком, и мир существовал для него как нечто глубоко личное, как родина — или место ссылки — романтической души поэта. В лучшем, что создал Вулф, всегда возникает этот особый сплав интенсивного мятущегося лиризма, поэтического пафоса — и суровой эпичности зоркого реалиста, сатирика, человека, глубоко встревоженного социальными бедствиями эпохи.

Томас Вулф считается автором четырех романов: «Взгляни на дом свой, ангел» (1929), «О времени и о реке» (1935) и посмертно изданных «Паутина и скала» (1939) и «Домой возврата нет» (1940). Но, по существу, он всегда работал над одним монументальным произведением-историей своего лирического героя. В первых двух книгах и внешне, и по жизненным обстоятельствам герой максимально приближен к автору и зовется Юджином Гантом; начиная с «Паутины и скалы» главное действующее лицо получает имя Джордж Уэббер и наделяется диаметрально противоположной внешностью, правда, столь же необычной. Но если исключить некоторые варианты и повторы, то вся история героя развертывается последовательно, от книги к книге. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о том, что точнее всего будет назвать старомодным выражением «творческие муки писателя».

Вулф был на редкость откровенен во всем, что касалось его профессиональных принципов, методов и трудностей. В нем жила потребность «выводить наружу» все эти проблемы, и говорит он о своей работе с наивной безоглядностью, подчас высокопарно, охотно пользуясь такими уподоблениями, как «лава», «поток», «вулканическое извержение». Но дело в том, что Вулф, во-первых, ничуть не самодоволен, наоборот, относится к себе беспощадно, а во-вторых, совершенно точен.