Геннадий Головин - Нас кто-то предает

Надпись была еще цела на песке: «После отбоя жди».

Котенок чинно восседал на комком свернутой одежде, которую Сандра держала в высоко поднятой руке, подгребая одной лишь правой.

Тимур разгреб копешку соломы невдалеке от дома.

Все вокруг спали.

Добыл мешок с монетами.

Только сейчас, при свете утра, обнаружил маленькую дырку, через которую высыпались монеты. Мешок перевернул дыркой вверх, понес его под мышкой. Он открыл калитку. Поглядел на спящий дом и пошел не туда, а в подвал. Незнакомца не было. Солома была странно разворошена. Керосиновая лампа лежала на боку. Тимура аж пошатывало от усталости. Он сгреб ногами солому в кучу. Положил мешочек с деньгами под голову и мгновенно заснул.

Эрика играла с котенком. Котенок был тот самый — черный с белым. Матерчатый бантик на ниточке подскакивал на полу, котенок бросался на него, воображая бантик дичью, а себя не иначе как тигром. Эрика смеялась, но невесело. Слишком уж невеселые думы одолевали. На ней по-прежнему было серое монашеское облачение. И прав, конечно, был царь Даут, да и Тимка тоже, когда отмечали поразительное сходство между Эрикой и Сандрой. Они были похожи, как близнецы, неодинаково одетые и неодинаково стриженные. Возле дверей этой комнатки с зарешеченными окнами стояло на столике блюдо с едой и фруктами. Эрика посматривала на него время от времени, сглатывала слюну.

Вошел молчаливый слуга, цахец, судя по непомерным усам-штопорам.

Забрал нетронутое блюдо. На его место поставил точно такое же.

За огромным столом, заваленным свитками, фолиантами, картами местности, восседал Януар. С лупой в руке читал очередное чье-то донесение, написанное на обрывке ткани.

Прочитал. Взял несколько других донесений (одно было на пергаменте, другое — на куске кожи, третье — на дощечке), положил их рядом. Перечитал бегло.

Встал встревоженный.

Гремя коваными сапогами, размахивая руками нетерпения идти быстрее, пошел коридорами в покои Десебра.

Все, кто встречался ему на пути, норовили либо заранее свернуть в какой-нибудь закоулок, либо вдавиться в стену, дабы стать понезаметнее; воины вытягивались во фрунт с окаменевшими лицами. Боялись Януара при дворе наместника, явно боялись.

Возле решетки, отделяющей замок от покоев Десебра, он вынужден был остановиться. Цахец — охранник каменно смотрел на верховного советника, не сделав и движения, чтобы открыть замок.

— Ну! — нетерпеливо гаркнул Януар.

Цахец по-прежнему без всякого выражения зрил начальство. — Истукан цахский! — произнес Януар в сердцах, заметно напрягся, припоминая слово-пропуск. Наконец вспомнил: — «Змея и дьявол», чтоб твоя корова сдохла! — Однако быстро успокоился, пока охранник открывал засовы: — Впрочем, молодец! — И сунул ему монету.

— Премного благодарны стараться вашей милости! — хриплым полушепотом гаркнул цахец, дважды стукнул алебардой по полу, трижды пристукнул каблуками.

Тимур, оказывается, был свидетелем этой сцены: вжавшись в стену, неподалеку от решеток покоев наместника.

«Змея и дьявол», — повторил он. Дождался, когда охранник начнет ходить там, за решеткой, повернувшись к нему спиной, и ударился бегом по коридору, придерживая под мышкой завернутый в материю мешочек с деньгами.

Десебр был занят: сидел на краю маленького круглого бассейна и кормил рыбок. Вынимал из серебряного ведерка маленьких отборных лягушат и бросал им. «Рыбки» — острозубые, свирепые хищники — взлетали со дна к поверхности. Лягушата и дрыгнуть лапками не успевали.

— Позволь оторвать тебя, чтимый из чтимых, от государственных раздумий твоих… — с почтительной язвительностью произнес Януар, остановившись за спиной у Десебра.

— Хе! Ты шутишь, Януар? Это тревожит… Что, за неприятность ты собираешься сообщить мне? Десебр неохотно оторвался от своего занятия.

— Царь Даут объявил День Великого Возвращения.

— !!! — хрипло и досадливо каркнул Десебр и встал. — Он что? Возомнил себя воином после ночей с Детрой?!

— Вчера вечером он казнил Детру ядом.

Десебр коротко и негодующе взвыл. Взял ведро с лягушками и разом высыпал в бассейн. Вода в бассейне тотчас вскипела от взметнувшихся со дна рыб-чудовищ.

— Ах, Детра! — скорбно покачал головой Десебр. — Верная девочка моя… Я ведь рассчитывал на нее — очень! — в моих делах с Септебром, любимейшим из любимых! — Последние слова он произнес с ненавистью.

— Я подождал бы, чтимый из чтимых, думать о Септебре. В Кумрат идут воины со всех концов провинции. К утру у Даута было, уже семьдесят сотен копий. Почти все на конях. Войско Даута увеличивается каждый час.