Светлана Шипунова - Дети солнца

— Представьте только: пятьдесят лет человек живёт в Париже и все это время не перестаёт писать стихи про Россию, которую он и знал‑то мальчишкой!

Коллеги дружно намазывали круассаны маслом и сверху джемом и кивали головами. Мол, русский человек есть русский человек, это неистребимо.

— Мало того! Он, оказывается, был тут… как бы это вам сказать… вроде атамана всего парижского казачества!

— Парижского казачества?

— Ну да! У них тут был свой Казачий союз, и как раз Туроверов много лет его возглавлял.

Все заулыбались, видно, представив вышагивающих по Елисейским полям людей в черкесках и папахах, с засунутыми за сапог нагайками, каких часто можно видеть теперь в южных городах России.

— Насчёт черкесок не знаю, а вот оружие, регалии – это они, конечно, берегли…

И он бегло рассказал про музей Атаманского Его Императорского высочества Наследника Цесаревича полка (в этом полку и служил когда‑то Туроверов), про «Общество ревнителей русской военной старины», устраивавшее в Париже вечера и выставки, про кружок казаков–литераторов, выпускавший свой альманах, который опять же Туроверов редактировал.

— Вот только не знаю, сохранилось все это после него или в распыл пошло…

— Так он умер уже, этот твой Туроверов?

— Давно. В 72–м. В госпитале Ларибуазьер.

И продекламировал вполголоса:

— Да, интересно… — неопределённо сказал один из членов делегации и посмотрел на часы.

Была суббота, заранее предназначенная для похода по магазинам и покупки подарков домашним, но он ещё с вечера решил, что ни в какие магазины не пойдёт, а поедет в Сент–Женевьев‑де–Буа и попробует отыскать там могилу Туроверова. Для чего, зачем? Этого он не мог бы объяснить.

…Был солнечный весенний день, мимо шли и оживлённо переговаривались посетители кладбища, в основном русские. Он стоял перед потемневшим за четверть века крестом, у неприметной среди других, никем, как видно, уже не посещаемой могилы и не знал, что ему следует предпринять. Постоять ли молча, попытаться ли вырвать торчащие из гробницы засохшие стебли? Но кто он такой, чтобы хозяйничать тут? А если никого из родных не осталось? Жена и дочь Туроверова покоятся здесь же. Судя по датам, обозначенным на мраморной плитке, сначала сам он похоронил жену свою, Юлию Александровну, (урождённую Грекову); потом дочь их, Наталья Николаевна, схоронила здесь отца; а потом и сама она упокоилась все в той же родительской могиле. Кто хоронил её — дети, друзья? Где они теперь? Бывают ли здесь хоть изредка?

Тут он снова подумал о своём отце и о той шумной толчее из сыновей, невесток, внуков и правнуков, что происходит у его могилы раз в году, 9 мая, которое по замечательному совпадению — не только День Победы, но и отцов день рождения. Что бы он сказал, интересно, если бы мог знать, что его, командира Красной армии, сын (поздний, любимый) будет в 1997 году стоять у могилы белого донского казака, эмигранта? Сильно бы удивился, наверное…

На обратном пути с кладбища он завернул в контору — одноэтажный домик в тылу кладбищенской церквушки. В сумеречной комнате за деревянным барьером сидела благообразная старушка. На барьере разложены были книги, православные календари, план–карта кладбища. Такая же карта, только увеличенная, висела на стене. За спиной у старушки стояли низкие шкафчики со множеством выдвижных ящичков — картотека.

— Здравствуйте, — сказал он, кланяясь.

— Бонжур, мсье, — отозвалась старушка.

— Вы не говорите по–русски? – удивился он.

— Но, мсье, — покачала она тщательно причёсанной головкой и добавила: — Хотя я и русская по происхождению.

Он улыбнулся ей понимающе и, перейдя на французский, спросил, не известно ли администрации кладбища что‑либо о родственниках похороненного здесь господина Туроверова.

— Мы не сообщаем сведений о родственниках, — сказала старушка вежливо, но твёрдо.

— В таком случае… могу ли я оставить вам некоторую сумму для приведения в порядок его могилы?

Старушка кивнула. Знает ли мсье номер могилы? Он не знал. Старушка укоризненно покачала головой и раскрыла лежавший прямо перед ней толстый журнал. Перегнувшись через перила, он стал следить за её сухим пальцем, скользящим вниз по странице, в углу которой значилась большая лиловая буква «Т». Страниц с этой буквой было несколько, и фамилия Туроверов оказалась ближе к концу. Дойдя до неё, старушка опять кивнула.