Светлана Шипунова - Дети солнца

Наконец в одно прекрасное утро я понимаю, что не смогу сегодня и в ближайшие пару дней надеть купальник и загорать, и тогда говорю мужу:

— Ладно, так и быть, сегодня пойдём в город.

Муж лихорадочно, пока я не передумала, ищет видеокамеру и фотоаппарат, навешивает все это на себя, мы выходим из отеля и идём в сторону от моря и пляжа, в глубину городских кварталов, туда, где Ницца узкими улочками поднимается вверх, наползая на прибрежные холмы.

Надо признать, муж был прав: город действительно хорош и вдали от моря. Некоторое время я с любопытством разглядываю старинные особняки, в которых останавливались когда‑то русские отдыхающие. Я даже пытаюсь представить себе этих петербургских дам, прогуливающихся по городу не в шортах и майках, под которыми нет лифчиков, а в длинных светлых платьях (интересно, носили они летом корсеты?), с ажурными зонтиками в руках.

Между тем муж тащит меня все дальше, хотя солнце стоит уже высоко, и пора бы немного передохнуть, укрывшись в тени какого‑нибудь из уличных кафе, которые попадаются здесь на каждом шагу.

— Потом, потом, — говорит он, приглядываясь к названиям улиц и сверяясь с захваченным из отеля карманным путеводителем.

Наконец мы сворачиваем в какой‑то коротенький переулок, поднимающийся к тому же вверх, и, пройдя его, оказываемся в тупике перед очень узкой металлической калиткой. С двух сторон она зажата каменными столбами, густо увитыми плющом, образующим арку над входом. Справа выглядывает из‑под плюща мраморная табличка с надписью:

«Русское кладбище»

Ну, так я и знала, что он притащит меня в какое‑нибудь такое место!

Тут надо кое‑что объяснить про моего мужа. Во–первых, он – историк, специализируется на проблемах русской диаспоры, а во–вторых, у него есть немного странная привычка – посещать кладбища. В какой бы стране он ни оказался, обязательно ищет там русские могилы. Он уверяет, что надписи на надгробиях можно читать, как увлекательную книгу, что это тоже часть истории, которая лично ему говорит о многом. Только теперь мне становится ясно, что поход был задуман с самого начала, и проблема была только в том, чтобы найти сюда дорогу.

Итак, мы стоим перед входом на Русское кладбище в Ницце и ждём, чтобы нам открыли. Муж уже нажал кнопку звонка и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я удивляюсь, почему это доступ на кладбище не свободный, как у нас, а надо звонить и ждать. Тем временем сбоку, из‑за примыкающего к воротам двухэтажного дома сначала выглядывает, а потом нехотя выходит невысокий пожилой человек в холщовых брюках и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, похожий на садовника или фермера. Он останавливается за воротами с той стороны и молча на нас смотрит. Муж говорит ему: «Здравствуйте!», а я: «Бонжур!», и мы ожидаем, как он ответит. Если по–русски, тогда я, возможно, ещё что‑нибудь скажу, например, спрошу, почему это у них вход не свободный. А если по–французски, то мне придётся помолчать, полагаясь во всём на мужа.

— Здравствуйте! – довольно хмуро отвечает этот человек и не спешит открывать калитку.

— Можно осмотреть кладбище? – очень вежливо спрашивает муж.

— Сегодня нет посещений, — бесстрастно отвечает человек.

Но надо знать моего мужа. Ни за что не уступит и уговорит кого угодно. Сходу сочиняет про завтрашний отъезд (на самом деле впереди у нас целая неделя), про то, что «мы так много слышали» и «давно мечтали»… Хозяин кладбища только плечами пожимает, мол, ничем не могу помочь. Хотя вряд ли это подходящее слово — хозяин, должно быть, он – здешний смотритель, а ведёт себя так, будто кладбище – его личная собственность. По всему видно, что посетителей он не любит и предпочёл бы держать ворота закрытыми всегда.

Муж решает зайти с другой стороны.

— Скажите, а правда, что это единственное русское православное кладбище в Европе? – спрашивает он.

— В мире, — поправляет человек по ту сторону калитки.

— Как? – удивляюсь я. – А то, что под Парижем, Сен… Сент.. Жене…

— Там не только русских хоронят, — нарочно громко объясняет мне муж и продолжает допытываться: – А скажите… ведь это здесь захоронены Екатерина Долгорукая, князья Волконские, Юденич?

Кажется, весь этот разговор производит на неприветливого хозяина некоторое впечатление. Позвякивая ключами, он медленно спускается к калитке. И, все ещё надеясь от нас отделаться, предупреждает:

— Но снимать здесь нельзя.

— Что вы! – восклицает муж. – Мы и не думали снимать, так, на всякий случай захватили.