Беник Сейранян - Пути и судьбы

Но все это давно отошло в прошлое. А в настоящее время Лена была занята одной мыслью — она твердо решила выйти замуж за Микаэла. Любопытно, как отнесутся к этому ее дядя и тетка? Не попробует ли Софья Минаевна исподтишка помешать, расстроить все? Пусть попытается, это даже интересно! Лена будет иметь против себя некоего невидимого противника, который невольно только подогреет ее и подтолкнет к достижению поставленной цели.

По удивительному совпадению обстоятельств Ерванд Якулыч в последнее время все чаще стал заговаривать о том, что Лену пора выдавать замуж.

Объяснялось это, быть может, тем, что годы шли, Лена становилась старше и мало-помалу теряла прежнюю свежесть и привлекательность. С другой стороны, звезда семьи Ерванда Якулыча постепенно закатывалась. Уже нельзя было жить, как жилось раньше, добывать денежки становилось все труднее. Надо было пристраивать дочку.

За это время Ерванду Якулычу суждено было еще два раза сильно удивиться.

В первый раз — и это было ужасно! — удивился он тогда, когда его Сандик, Сантур Ервандович Варназов, бог городских ремесленников и торговцев, был низвергнут с небесных высот в пропасть. Во время чистки партии нашлись люди, поставившие под сомнение революционное прошлое Сантура. Пребывание его в рядах партии было признано сплошным недоразумением, а его дореволюционный арест за якобы антиправительственное выступление объяснился смехотворной, водевильного характера случайностью.

Выяснилось, что накануне революции, в те времена, когда Сантур еще подавал свой фаэтон к подъезду ресторана «Миньон» для пировавших там господ офицеров и их обворожительных дам, у него вдруг пала лошадь.

Поленившись вывозить труп лошади из города, Сантур закопал его… в подвале отцовского дома. Настали жаркие дни. Невыносимая вонь всполошила соседей. В городскую управу посыпались жалобы, и оттуда прислали чиновников. В пылу перебранки Сантур обругал не только чиновников, но и приславшую их «беззаконную, бездарную власть». Обозленные чиновники придали делу политический характер, и Сантура упекли в тюрьму.

Трудно сказать — так это было или не так, только известно, что после чистки Сантур Ервандович вылетел из партии, лишился места и остался па мели.

Второе, удивившее Ерванда Якулыча событие, произошло тогда, когда кое-кому стало известно, что он припрятал отборные кожевенные товары, оставшиеся после бегства из города его прежнего компаньона. В один прекрасный день (вернее, ужасную мочь) у дверей его дома остановилась грузовая машина уголовного розыска-. Вместе с кожами забрали и Ерванда Якулыча. И он ровно два года просидел в тюрьме. Вернулся он оттуда до такой степени изменившимся, что его не узнал даже дворник Кудрат, тот самый Кудрат, что, услышав об аресте хозяина, сел на тумбу, расстегнул воротник рубахи и, глубоко, всей грудью вздохнув, крикнул: «Ре-во-лю-ция!..» Теперь этот Кудрат получил одну из лучших комнат в варназовском доме.

Выйдя из тюрьмы, Ерванд Якулыч с трудом доплелся до дома. В это самое время Кудрат с помощью четверых своих сыновей-школьников втаскивал по узкой лестнице, ведшей на второй этаж, в новую квартиру только что купленный шкаф. Пыхтение и сдавленные возгласы то и дело перекрывались громкими предостережениями дворника: «Осторожней, зеркало…»

Ерванд Якулыч простоял внизу до тех пор, пока новая мебель Дворниковой семьи не была водворена на место.

Жену и дочь Ерванд Якулыч нашел на грани полного обнищания. Неблагодарный сын жил где-то в центре города и ничуть не интересовался судьбой матери и сестры, которые с трудом перебивались, распродавая домашние вещи.

В эти тяжелые времена профессор Овьян протянул своей сестре руку помощи, — впервые нарушив волю жены, он послал Лену для продолжения образования в Москву, и, пока она училась там, помогал ей. Лена окончила институт, вернулась, начала работать, и теперь родные только и думали о том, как бы выдать дочь замуж. Однако сказать ей об этом прямо они не хотели. То ли стеснялись, то ли остерегались. Но стоило собрать и осмыслить все их намеки, и получилось бы, примерно, следующее:

«Ты, дочка маша дорогая, уже не ребенок. Метрике своей не верь: сколько годков ты прожила, в какие вступила, — оставь на нашей совести. И с учением, слава богу, покончила. Теперь пришло время, чтобы ты серьезно призадумалась о своем будущем.

Ну, все мы, конечно, знаем, что прошлое твое, твой неблаговидный поступок не особенно тебя украшает…