Владимир Файнберг - Иные измерения. Книга рассказов

Не хочу верить. У меня в этой стране много знакомых людей, от мала до велика. Вроде никогда не сталкивался с наркоманами. Кажется, кроме этой долины, за последнее десятилетие бывал повсюду. Повсюду одарён гостеприимством. Не таким шумным и несколько показным, как в Грузии, а немногословным, идущим от сердца приглашением разделить дары земли, скромный кров. Чем проще, чем ниже на ступеньках социальной лестницы находятся эти люди, тем они интеллигентнее в самом высоком смысле этого слова.

Словно в подтверждение моих мыслей, уже перед самым подъёмом в горы от последнего домишки, возле которого у обочины дымится печь-тандыр, выбегает к нашему притормозившему газику молодая женщина в туго повязанном зелёном платке и платье в пёстрых разводах, протягивает в открытое окно машины чурек. Я принимаю круглую, как солнце, лепёшку — горячую, с пылу с жару. Тороплюсь достать деньги.

Она отрицательно мотает головой, улыбается на прощанье.

…Газик с рёвом берет первый подъем, и мы на весь день попадаем в грозное царство гор с их пропастями, камнепадами, парящими в небе грифами.

Мы возвращаемся из самого глухого места в этой стране — из расположенного у границы сопредельного государства заповедника, где провели неделю. На заднем сиденье машины лежит найденный мною в джунглях трофей — большие, завёрнутые, как штопор, рога винторогого козла. Везу их в Москву в подарок другу-охотоведу, который стал священником. Заранее представляю себе, как он удивится, обрадуется.

К вечеру останавливаемся на ночлег в высокогорном кишлаке у школьного учителя. Старик живёт один. Жена умерла, семеро давно выросших детей уехали. Кто учится в городе, кто там же работает.

Пока, обложенные подушками, сидим на ковре, хозяин выходит подоить корову. Приносит молоко в глиняном кувшине, солёный творог, заваривает зелёный чай, ставит посреди ковра узорчатое блюдо с сухофруктами и миндалём, сине-белые пиалы.

Мой спутник — начальник охраны природы края. Им есть о чём поговорить на непонятном для меня языке.

После ужина выхожу из дома в полутьму терраски, спускаюсь по ступенькам в шелестящий под ночным ветерком сад и оказываюсь под куполом усеянного звёздами неба. Летучая мышь наискось пересекает Млечный Путь. Свиристят сверчки.

Целая астрономия висит над головой, мигает своим запредельным светом.

Меня зовут обратно. Выясняется, старик переводит на русский один из трактатов Авиценны, просит оценить качество перевода.

На рассвете покидаем дом. Прощаясь, пишу на вырванном из корреспондентского блокнота листке номер своего московского телефона. Старик мимолётно был в Москве, возвращаясь с войны после Победы. Я был бы счастлив принять его у себя.

И снова дорога. На этот раз вниз по спускам, головокружительным, страшным, с виднеющимися на дне и по склонам пропастей остовами свергшихся автомашин, автобусов.

Напряжение ослабевает, лишь когда сверху становится видно водохранилище с запятой паруса на его глади, предгорья.

«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом. Что ищет он в стране далёкой, что кинул он в краю родном?»

Что я искал тогда в этом, милом моему сердцу краю? Отрезанном теперь от меня, от России, ставшем запредельным, как звезды.

Ужасно, что они приняли меня за своего.

Не успел я появиться со своей палочкой на аллее роскошного парка, расположенного у давно, чуть ли не с античных времён, не обитаемой виллы Бонелли, как первый же встречный старикан, ещё издали с надеждой вглядываясь в меня, сказал: «Салюто!» Я кивнул и пошёл дальше.

Был предсумеречный час. Лучи солнца ещё золотили верхушки пиний и пальм.

Я завернул сюда с переполненной автомобилями шумной улицы Каноза, движимый тоской о своей пятилетней дочке, которая три года назад резвилась здесь среди цветов и бабочек. Сейчас она вместе с мамой была дома в Москве, а я снова тут — в Италии, в провинциальном городке на берегу Адриатического моря.

Ничего не изменилось. Старинный фонтан с облупленной статуей посередине все так же не работал.

Я хотел свернуть к вилле, чтобы взглянуть на прикрепившуюся к её замшелой стене разросшуюся бугенвиллию с водопадом красных цветов. Впереди у поворота аллеи на двух садовых скамейках сидела галдящая группа стариков.

Увидев меня, они разом смолкли. Явно ждали контакта с забредшим в этот клуб под открытым небом незнакомцем.

Я невозмутимо прошёл мимо них к вилле. Все входы в неё, как и прежде, были плотно замурованы камнем. Бугенвиллия цвела вовсю. Ещё пуще, чем у меня дома на фотографии.