Гийом Мюссо - Потому что я тебя люблю

Десять метров.

Еще несколько шагов, и кошмар закончится.

Пока ему трудно в это поверить.

Он не успел дойти до двери, как вдруг она начинает потихоньку приоткрываться.

Вначале он различает только ореол вьющихся волос, витающий над розовой, слишком просторной пижамой. Потом видит девочку в сопровождении медсестры, и та поднимает голову, чтобы взглянуть на него.

Это она. Выросла, конечно. И все же Лейла кажется ему такой маленькой, такой хрупкой…

Он чувствует, что его сердце вот-вот разорвется, но, стараясь не напугать ее, Марк сдерживает порыв броситься навстречу, и только слегка машет ей рукой.

Он весь дрожит.

Не уходи, Лейла, не уходи!

Девочка застывает на месте. И тогда Марк осмеливается встретиться с ней взглядом.

Тысяча восемьсот двадцать восемь дней прошло с тех пор, как она пропала.

Он приготовился к встрече с ребенком, одичавшим и растерянным, но ни ужаса, ни страдания не увидел в ее глазах. Напротив, она кажется спокойной и уравновешенной. И вот… на лице ее мелькает тень улыбки, она отпускает руку медсестры и бежит к нему. Тогда Марк присаживается, чтобы быть с ней одного роста, и берет ребенка на руки.

— Все в порядке, дорогая, — говорит он, приподнимая ее.

Он прижимает ее к себе, и бесконечное блаженство охватывает его. Это ощущение намного сильнее того, которое он испытал при ее рождении.

— Все закончилось, — шепчет он ей на ухо. — Все закончилось.

Чтобы показать, что это действительно так, он шарит в своей сумке и достает маленького плюшевого зайца, которого он догадался привезти из Нью-Йорка.

— Я принес твоего белого зайчика. Помнишь его? Ты никогда не засыпала без Господина Зайца.

Девочка берет плюшевую игрушку и прижимает ее к сердцу.

— Теперь все, девочка моя, — повторяет Марк, будто убеждая самого себя. — Все закончилось. Мы возвращаемся домой.

Сегодня 25 марта 2007 года — 8 часов утра

Международный аэропорт Лос-Анджелеса

Марк

Такси остановилось перед терминалом 2, но Марк не торопился выходить. По дороге в аэропорт Лейла заснула у него на плече, и он не хотел будить ее. Покинув больницу, они провели ночь в гостинице деловой части города. Девочка продолжала молчать, но казалась спокойной и счастливой, потому что вновь была с папой.

— Ты заговоришь, — пообещал он маленькой спящей девочке.

Марк был в этом уверен. Нужно только, чтобы она ощутила себя дома, в кругу близких. И он готов был сделать все, чтобы Лейла вновь почувствовала доверие к людям.

Сквозь дымчатые стекла автобуса он с тревогой наблюдал за суетой, царившей даже на подступах к аэропорту. Он ненавидел Лос-Анджелес, его грязь, его облик и его неукротимый нрав. Его не покидало впечатление, что этот гигантский город поглощает все на своем пути: и природу, и людей.

В защитном коконе машины Марк еще несколько секунд чувствовал себя в безопасности, убаюканный чистыми интонациями скрипичного концерта, отрывок из которого звучал по радио.

Эта музыка… я ее знаю.

— Эта прекрасная композиция — что это?

— Чакона Баха, — ответил водитель-меломан, протягивая ему коробку компакт-диска.

Марк всмотрелся: фотография с претензией на гламур: полураздетая скрипачка стояла, прислонив лицо к зеркалу, — в нем она отражалась в виде двухголового существа, сексуального и одновременно вызывающего беспокойство. На желтой этикетке престижного ярлыка стояло имя исполнительницы и программа сольного концерта:

Николь Хэтэуэй исполняет Баха

Партиты для скрипки соло

Едва Марк успел почувствовать волнение, Лейла открыла глаза. Она смотрела на своего отца и улыбалась, затем зевнула.

— Ты наденешь курточку, — предложил Марк, — сейчас полетим на самолете.

Девочка послушалась, и они вышли из такси, направившись в аэропорт.

В зале отлетов напряжение достигло предела.

Неделю назад раскрытие нового террористического заговора в Объединенном Королевстве посеяло панику с обеих сторон Атлантики и повлекло за собой целый ряд ложных тревог. Уровень антитеррористической безопасности был повышен с «критического» до «высокого». Каждый день отменялось множество рейсов. Марк удостоверился, что к ним это отношения не имело, и поторопился к указанной стойке.