Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

— Something wrong? Что-то не так? — спросила Кристин и провела рукой по лицу, как будто снимая что-то. Это я так усердно ее рассматривала, пытаясь залезть вглубь, что она ощутила это физически, как прикосновение. Знакомое ощущение.

Редкий случай, когда я жалела, что взяла с собой Варю. Я покрутила головой в надежде увидеть дядю Стасика и попросить его занять на некоторое время Варю — сводить показать верхние этажи, к примеру. Он стоял возле чьего-то столика и, оживленно жестикулируя, говорил. Может, напоминал солидным людям, пришедшим покушать золотой лапшички и грибной солянки, азы марксизма-ленинизма? Хотя вряд ли. Я вздохнула. Придется околотками.

— Он давал тебе денег на фильмы? — спросила я, как будто не услышала подтекста в ее усмешке.

— Нет. Почему? Мои фильмы снимались в Америке. Я знаю его лично. Ты тоже?

— Немного, знакомая фамилия…

— Я познакомила его с одним вашим режиссером, и он дал очень хорошие деньги на фильм, почти на весь проект.

Кристин напряглась, настаивать и расспрашивать вокруг да около смысла не было. Разведчик из меня никакой, это ясно.

— Кристин, я тебя не очень хорошо знаю…

— Да, правильно, — она улыбнулась.

Удивительная манера, национальная, новой, недавно родившейся нации — сопровождать беседу улыбками, никак не относящимися ни к содержанию, ни к чувствам, которые возникают от произнесенных слов. Откуда это у американцев? От японцев, которые по правилам этикета улыбаются и улыбаются? Но где Япония, а где Америка… Очень сбивают эти ненужные улыбки. Зачем она сейчас улыбается?

— А насколько близко ты его знаешь? — я постучала ногтем по визитке, лежащей передо мной на столе.

— Мы общались полтора года, we're having dates, у нас были встречи, часто. Но я прекратила это, потому что мой жених приехал из Америки работать в посольстве, — с совершенно обезоруживающим, медицинским холодком ответила Кристин и — понятное дело — улыбнулась.

— Саша — мой муж, бывший, — сказала я и посмотрела на Варьку. Она промолчала.

— Прости, я не знала… А… — она посмотрела на меня, на визитку и опять на меня. — Так это же хорошо. Вы развелись? Он может тебе помочь? Или вы развелись плохо?

— Мы развелись плохо, Кристин, и денег никаких я у него не взяла бы, даже если бы он привез их в большом мешке и положил под дверь.

— Это смешно. Это по-русски, да? — сказала Кристин и засмеялась.

А я думала — спросить или не спросить, давно ли были эти полтора года, когда они, как она выразилась, «we're having dates», — когда у них «были встречи». Вместо этого я уточнила:

— Мы развелись только что.

И она пояснила:

— У нас это было давно. Еще… два года назад.

Интересное чувство, когда сидишь рядом с женщиной, которую в одно и то же время с тобой целовал, обнимал твой муж или любимый. Или любимый муж… Вот они, эти губы, эта шея, эти пальцы… Я отвернулась.

— Я не знала, что он занимается благотворительностью. Поддерживает искусство… бред какой-то.

— Но он же богатый человек, банкир… Ты тоже, значит, богатая женщина… Какие же у тебя проблемы тогда?

— Кристин, наш брак… был гражданским… то есть незарегистрированным. Варя — дочь твоего… приятеля. Ей он дал фамилию, больше ничего.

Она почувствовала мое отчуждение.

— Не стоит ревновать, Лена. Я не знала, что у Александра есть еще женщина, жена… Для меня это тоже сюрприз. Но ты скажи, как это — только дал фамилию? Не понимаю ваших законов. Разве у тебя не было никакого договора с ним, никаких финансовых обязательств? На себя, на ребенка?

Я покачала головой.

— У меня была лирика, романтика… надежды… Была и есть дочь. Остального больше нет. Нет даже квартиры. Хотя он здесь ни при чем.

— Послушай, Лена, тебе надо познакомиться с женщинами из Российского общества феминисток… — Она достала телефон и стала, видимо, искать номер.

— Кристин, я все-таки больше люблю мужчин.

— Я тоже! Почему? Это не значит, что там все… такие… с проблемами… — Она посмотрела на Варю, рисующую на салфетке карандашиком, который она нашла, наверно, у себя в сумочке. — Просто надо бороться за свои права…

Я не хотела продолжать спор. Взяла телефон активисток-феминисток, не уверенная, что среди них не окажется Натальи Леонидовны или самой Ольги, а также телефоны незнакомых банкиров, которые могли бы дать мне денег на сказку… И мне стало грустно-грустно. Я смотрела на Кристин и понимала, что вот какой надо быть — не лирическим тормозом, двести раз обдумывающим моральные стороны каждого несделанного шага, а уверенным, не сомневающимся в своем праве на теплое, удобное место в этой жизни бульдозером. Изящным, тоненьким, ловко накрашенным, хорошо постриженным, надушенным духами с молекулами животных феромонов и имеющим встречи с теми мужчинами, которые в данный момент ему — нежному, сильному, хорошо смазанному бульдозеру — со всех сторон симпатичны.