Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

— Ура! — ответила мне Варя, чье любимое блюдо — вермишель и булка с маслом.

Однажды я в отчаянии предложила Варьке, с тоской ковырявшей в тарелке остывшую еду:

— Давай я тебе пирожков, что ли, испеку, а?

— Давай! — с радостью согласилась Варя.

— А с чем ты хочешь?

— С вермишелькой, — ответила, не задумываясь. Варя.

Теоретически можно было пойти в ресторан к Жене.

Но он все это время не звонил. И мне самой звонить было неудобно. Этот его Гусев с букетом… И я еще звоню: «Можно мы к тебе придем, поедим бесплатно? А целоваться мы и сами не очень хотим…»

С Кристин мы договорились встретиться на Тверской, в самом начале бульвара.

— Какая у тебя машина? — спросила Кристин.

— Мы на метро, — ответила я.

Сейчас она спросит: «У тебя проблемы со зрением?» А какая еще может быть причина, по нынешним мировым стандартам, чтобы почти в сорок лет, всю жизнь работая, не иметь машины?

«Нет, у меня проблемы с головой», — отвечу я. Но Кристин, живущая не первый год в Москве, ничего не спросила.

— Ты нас узнаешь. Я — довольно высокая шатенка с длинными волосами, и у меня очень красивая дочка.

— Почему ты не сказала, что ты — красивая шатенка? И больше выглядишь как блондинка? — спросила по-русски, улыбаясь, очаровательная Кристин, подходя к нам.

Я пожала плечами и протянула ей руку. Вот потому я, наверно, и одна, что никогда так о себе не говорю и не думаю.

— Ты хорошо говоришь по-русски, — вместо ответа сказала я. — Я не ожидала.

— Да, — сказала Варя. — Лучше, чем некоторые наши мальчики.

Кристин засмеялась, а Варя последовала моему примеру, смело протянула ручку американке. Варька с восхищением разглядывала воротник на короткой кожаной курточке Кристин — из меха неизвестного мне зверька, крашенного в самые разные цвета. Оранжевые, зеленые, ярко-голубые, розовые… Было такое ощущение, что Кристин выглядывает из разноцветной травки. И улыбается хорошей улыбкой женщины, у которой наверняка тоже все в жизни было — и свадьба, и развод, или хотя бы измены. Но она почему-то улыбается — так, словно просто счастлива нас видеть, а я…

Я тоже улыбнулась.

— Это моя дочь прислала мне из Калифорнии, она сама делает такие штуки… — Кристин погладила мех.

— Какой это зверь? — поинтересовалась я.

— Что ты! — замахала руками истинная американка. — Искусственный!

Я пригляделась. Да и кожа-то не кожа, обыкновенная ткань. Но как красиво — произведение прикладного искусства, да и только.

Кристин предложила далеко не ходить:

— Здесь есть через бульвар ресторан «Кафе Пушкинъ», вкусный и стильный!

Я выразительно посмотрела на Варю. Мы как-то раз ужинали с Сашей Виноградовым в этом «стильном кафе-ресторане».

Мы сели на первом этаже, отделанном под старинную аптеку, если подняться выше, там можно отобедать в одном из двух разных залов «библиотеки». Кристин тоже здесь бывала, она сразу заказала себе привычные блюда, а я полистала меню, с ужасом понимая — то, что даже в компании с Сашей показалось мне дорогим, на самом деле просто ненормально дорого. Куриная лапша за тысячу двести рублей… Стараясь, чтобы муки моего нищенского положения никак не отражались на лице, я заказала себе салат, а Варе — горячую шарлотку и мороженое.

За стойкой, вполоборота к нам, стоял человек в плаще, похожем на крылатку. Варя первая обратила на него внимание. Наученная с малолетства тихо сидеть на моих интервью и не встревать, когда я беседую со взрослыми, Варя дождалась, пока мы с Кристин обсудим еще раз название, и спросила:

— Мам, а почему он не снимает плащ?

— Не знаю, дочка.

Мужчина повернулся, и мы увидели, что под распахнутым плащом у него и соответствующая одежда — белая блуза с пышным воротником, подвязанным лиловым платком.

— Дочка, это, кажется, костюм такой. Он здесь работает. Только непонятно кем…

Мужчина посмотрел на нас, и я поняла, что знаю его и очень хорошо. Это был дядя Стасик, Станислав Игоревич, мой преподаватель марксизма-ленинизма с журфака. Мы-то звали его Стасиком, а «дядей» стали называть после того, как однажды на экзамен одна наша студентка, тоже Лена, пришла с пятилетней дочкой, которую не с кем было оставить. Я не знаю, Лена ли подговорила дочку, или она сама сообразила, но девочка постучалась в аудиторию, где несчастная мама в четвертый раз сдавала упертому Стасику экзамен, и сказала:

— Дядя Стасик, поставьте, пожалуйста, маме четверку, а то она меня убьет. Это я ей не даю заниматься. У меня уши болят.