Владимир Гончаров - Апокриф

Молодой настоятель не ограничивался только трудной ролью добровольного и безотказного психотерапевта. Его самопожертвование шло дальше. Годы были трудные, послевоенные, и у него рука не поднималась брать деньги за требы с нуждающихся прихожан. Более того, Хаардик и сам мог отдать последние имевшиеся у него копейки тому, кто попал в отчаянное положение. Не в долг! Просто так. В своем скромнейшем жилище при храме он постоянно давал приют людям, по каким-то причинам оказавшимся без крыши над головой. Иногда такие гости жили у него месяцами.

Тогда же Хаардик попробовал организовывать и, наконец, преуспел в устройстве коллективных трапез для прихожан и праздников для их детей. Эта ставшая регулярной складчина кому-то давала необходимое облегчение, кого-то — спасала от одиночества, но всем дарила ощущение некой дополнительной опоры. Люди, большинству из которых не хватает собственной инициативы для ведения активной и наполненной действием жизни, как правило, бывают благодарными тем редким личностям, что способны щедро расходовать собственное время и энергию для раскрашивания обыденности в яркие цвета нового движения и увлекательности. Мало-помалу, настоятелю Фантесу удавалось заражать своей созидательной активностью и желанием быть элементарно полезным для окружающих все более широкий круг тяготевших к нему посетителей храма. Именно посетителей, а не только прихожан.

Добрая слава не хуже, чем злая, умеет бежать впереди человека. Среди жителей небольшого города скоро начали циркулировать самые лестные рассказы о новом настоятеле «краснокаменного» храма, причем не столько как о священнослужителе, сколько как об очень хорошем человеке. А к хорошему человеку, прежде всего, тянутся слабые, в расчете на помощь и защиту, а уж за ними и сильные, больше из интереса к редкому явлению.

Настоятель Фантес принимал всех. Принимал для начала вовсе не в лоно церкви, служителем которой являлся, а просто — в круг своего общения. В этом общении он не пытался натужно «миссионерить», настаивать на признании непреложности догматов представляемой им религии, или истинности собственного мировоззрения, но, в силу своего отношения к жизни, получал удовольствие от знакомства с новыми людьми, гранями их характеров, поворотами их мысли, фрагментами чужого жизненного опыта… Он любил подискутировать, если попадался по-настоящему умный человек, вне зависимости от исповедуемых им взглядов, но умел повернуть дело таким образом, чтобы разговор воспринимался каждой из сторон как интересный обмен мнениями, а не как попытка оппонента непременно одержать верх в споре и утвердить верность собственной точки зрения. Хаардик вообще считал, что мировоззренческий переворот в человеке редко является следствием прямого убеждения со стороны, а, как правило, представляет из себя продукт длительной внутренней работы сознания, анализирующего несчетное число событий и внешних воздействий. Поэтому он не придавал своей особе слишком большого значения в формировании чьего-либо внутреннего мира, но допускал, что может оказаться той соломинкой, добавление которой опрокидывает воз…

Подвижничество настоятеля не осталось втуне. Храм стал постепенно наполняться и собственно «краснокаменной» паствой, и людьми, далекими от глубокого погружения в религию. Кого-то влекла туда семейная традиция, кого-то — смутная потребность хотя бы во что-то верить, кто-то, не сумев окончательно задавить в себе первобытный страх перед ожидавшей в грядущем неизвестностью, считал необходимым периодически демонстрировать лояльное отношения к Великой Сущности в некоторым образом формализованном виде… Таким людям решительно не понятно было глубочайшее отличие Бога Единого и Светлого от Бога Единственного и Светоносного, зато они определенно могли увидеть разницу между настоятелями храмов и вполне сознательно делали свой выбор в пользу Хаардика Фантеса. А он, будучи «краснокаменным» священником, совершенно естественным образом предлагал им догматику и ритуалы той церкви, которую представлял. «Захожане» становились прихожанами.

Мало того, некоторая часть обширной «белокаменной» паствы города стала посматривать в сторону единственного иноверческого храма. И чем тверже отцы-настоятели зарекали своим овцам глядеть в том направлении, тем большее их число поворачивали головы к запрещаемому соблазну.

К исходу второго года своего настоятельства Хаардик Фантес добился сразу двух впечатляющих результатов.