Владимир Гончаров - Апокриф

Что касается догм, то большинство из них священник-оригинал считал порождением наивных и мелочных попыток людей, оказавшихся при духовной власти, с одной стороны, объяснить необъяснимое, с другой, — пристегнуть непознаваемое к колеснице той или иной политической или экономической конъюнктуры. Он каждый раз улыбался про себя, когда задумывался о том, как жалко по отношению к Великой Сущности смотрятся все эти убогие определения, все эти перечисления ее свойств, содержащиеся в Венце Истины и совершенно точно почерпнутые из ничтожного опыта самого человека, замахнувшегося скроить Создателя по своему образу и подобию.

Не видя никакой практической ценности собственно в догматике, он находил в религии корень нравственного поведения, хотя, как человек совершенно трезвомыслящий, не отрицал, что таковое в равной степени может быть свойственно и тем, кто исходит из нерелигиозных учений. Это, однако, не означало для Хаардика, что люди неверующие не руководятся в своих нравственных поисках Великой Сущностью, существование которой они столь упорно отрицают. Бог настоятеля Фантеса был очень снисходительным. Он не сердился на свои создания, не принимавшие Его. В конце-концов, подобное неприятие, несомненно, должно было быть в Его же руке, ибо кто как не Он допустил их своеволие? Этот Бог равно любил всех своих детей и никого не стращал наказаниями за один только факт отступничества.

И уж тем более спокойно такой снисходительный Вседержитель относился к смешной и нелепой сваре, возникшей между людьми вследствие спора о присущих Ему же качествах и свойствах, которыми эти несмысленыши самонадеянно и самоуправно наделяли своего Создателя.

Из такого понимания Промысла Божьего произрастала поразительная для священника одной из ортодоксальных церквей веротерпимость и спокойное отношение даже к атеизму. Хаардик Фантес видел в утверждениях далеких от религии людей, говоривших, «что все религии, в сущности, учат одному и тому же», проявление интуитивного и совершенно верного понимания предназначения веры как некоторого данного Богом нравственного тренинга.

Жить бы умному настоятелю с подобными взглядами спокойно и легко в полной гармонии с самим собою, если бы не одно обстоятельство. Беда состояла в некой гордыне, толкавшей его нести свое понимание Бога и религии другим.

И была бы Хаардику, с учетом слишком вольного отношения к догматике, прямая дорога в очередные ересиархи, но скептический прагматизм, каким-то поразительным образом уживавшийся с горевшей в нем верой, подсказал иной путь для религиозного подвига.

Настоятель Фантес хорошо помнил, что практически все современные мировые религии когда-то начинали свой путь как ереси и довольно маргинальные секты. При этом он не без основания полагал, что ответ на тонкий и диалектический вопрос: с какого момента ту или иную группу отколовшихся одноверцев следует перестать считать сектой и начать уважительно именовать религией, — возможно, на все сто процентов диктуется политикой.

Учредить ересь и создать секту проблемы не составляло, это Хаардик прекрасно понимал еще в то время, когда учился на историческом факультете университета, но вот добиться успеха, который достался пророку Инсаберу и, кроме него, не более чем десятку других персоналий, называемых в качестве основоположников крупнейших религиозных течений, нечего было и думать. То время безвозвратно прошло. Все места на подиуме были давно распределены, и вскарабкаться туда со знаменем нового пророка не дадут слишком мощные, слишком опытные, слишком финансово-оснащенные конкуренты… В то же время, остававшийся шанс создать какую-нибудь завалящую религийку, понавербовать в нее адептов из числа оригиналов с протестными настроениями, просто чудаков и разной степени сумасшедших, да и сделаться за их счет богатым человеком, Хаардика совсем не привлекал. Ему была свойственна гордыня, но ни в коем случае не корысть.

Поэтому, еще молодым человеком размышляя о поприще, он решил руководствоваться старым добрым лозунгом записных прагматиков: если ты не в состоянии победить какое-либо движение, нужно попробовать его возглавить. И обуянный идеей принести миру настоящий смысл веры (в своем понимании, разумеется) выпускник исторического факультета отправился в духовное училище, принадлежавшее Церкви Бога Единственного и Светоносного. Религиозное образование давало возможность взойти на первую ступень иерархии, открывавшую долгий путь к вершине. Длительное ожидание, пусть даже способное занять большую часть жизни, с точки зрения подвига веры, не такое уж серьезное препятствие. Зато сверху, как представлялось гордецу, легче реализовать самые благородные замыслы, и самые светлые мечты в духе экуменизма. Ну, если не реализовать (Хаардик понимал, что это было бы, пожалуй, слишком смело), то хотя бы сдвинуть закосневшую в давно уже бессмысленных догмах старую религиозную конструкцию в нужном направлении…